И вновь казахстанская власть поймана с поличным. Поздно корчить физиономии и лепить из себя ангелов. Председателю ОБСЕ засадили под дых.
С контрольным визитом в стране побывал инспектор ООН по вопросам пыток Манфред Новак, и его вердикт был однозначным.
«Я установил, — заявил он, — что практика пыток, которая существует, выходит за рамки изолированных инцидентов, и я нашел довольно-таки карательной систему уголовного правосудия».
Приблизительно то же самое Новак говорил о Казахстане в прошлом году во время своего предыдущего визита, но, судя по реакции, сейчас ничего кардинального не произошло. В стране как пытали, так и продолжают пытать. Более того, начала проступать гигантская пропасть между принятыми стандартами в демократическом мире и пониманием этих стандартов в мире казахстанском. То, что, скажем, на Западе понимается как пытка, совсем не обязательно считается пыткой в Казахстане. Сама процедура расследования, сами подходы следствия качественно отличаются.
Например, в Америке или Англии главный упор в следствии сконцентрирован на поиске фактов, подтверждающих преступление. В Казахстане традиционно много времени уделяется свидетельствам либо самого подозреваемого, либо тех, кого следствие считает возможными свидетелями. Поэтому в основу основ положен принцип давления на свидетелей.
Это, не в обиду будет сказано казахстанским властям, родилось не в Казахстане. Мощный импульс давлению на подозреваемого и свидетелей был придан еще советской властью. Во время массовых чисток тридцатых годов сталинское руководство издало исторический приказ проведения следствия над врагами народа с так называемым пристрастием. Фактически в стране установился режим произвола, когда показания выбивали под пытками. В шифрограмме, подписанной лично вождем всех прошлых и будущих чекистов и датированной январем 1939 года, было среди прочего открытым текстом заявлено: «...Применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)... Метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь... как совершенно правильный и целесообразный метод». Этому документу уже более70-ти лет. И Сталина как будто бы уже нет, и советской властью не пахнет, а в Астане до сих пор не могут обуздать укоренившуюся традицию.
Впрочем, не могут или просто не умеют иначе? Советский запашоквсе-таки остался? Не исключено, что вертикаль власти вовсе не считает давление на подсудимых и подозреваемых одним из проявлений пыток. Причем чем выше начальники, тем больше они солидарны с идеей пристрастия. Так, в принципе, устроена эта власть, что без пристрастия, нередко физического, она не умеет руководить.
Вся страна — от дворников до самого президента — имела возможность удостовериться, как проходило следствие над главой «Казатомпрома» Мухтаром Джакишевым. За несколько дней до его ареста были изолированы его 7 ближайших сотрудников. Официально их как бы не арестовали. Но их неделями удерживали накаких-то никому не известных, кроме КНБ, частных квартирах. Им было сказано, что они подпадают под программу защиты свидетелей. Именно поэтому их будто бы поместили в надежные убежища.
Никакой связи с миром и своими ближними у них не было. Их допрашивали, потом опять допрашивали. И опять, и опять. И это притом, что официально их не задерживали и ни в чем не обвиняли. Нанятые родственниками адвокаты не были допущены к задержанным. Женам разрешили встречу только через две недели после задержания мужей.
Вероятно, у большинства граждан, а уж тем более у руководящих граждан, эта демонстративная акция КНБ никак не ассоциировалась с пыткой. У них, наверное, под пыткой понимается вырывание ногтей или вбивание зубов вовнутрь. Совсемпо-другому , вероятно, чувствовали себя сами задержанные. И это самый мягкий, если позволите, пример давления следствия.
Манфред Новак назвал происходящее в пенитенциарном хозяйстве Казахстана «карательной системой уголовного правосудия». Это с регулярной последовательностью проявляется в массовых самоистязаниях заключенных в знак протеста против невыносимых лагерных и тюремных условий содержания. Даже бывалые узники не выдерживают. И опять же, эти условия в казахстанской действительности почти не увязывают с пытками. Часто можно услышать упреки типа: «Ишь, чего захотели. Что им курорт устраивать? Потерпят. Заслужили». Как говорится, зарекаются, пока сами не пострадали. Или их родственники.
А те, кто уже в полной мере испытал или испытывает на себе условия содержания в исправительных учреждениях Казахстана, хорошо понимают, что такое пыткапо-казахстански . И им абсолютно по барабану, чьими шифрограммами руководствуются сегодняшние каратели — от секретаря ЦК ВКП(б) или от председателя ОБСЕ.
Приблизительно то же самое Новак говорил о Казахстане в прошлом году во время своего предыдущего визита, но, судя по реакции, сейчас ничего кардинального не произошло. В стране как пытали, так и продолжают пытать. Более того, начала проступать гигантская пропасть между принятыми стандартами в демократическом мире и пониманием этих стандартов в мире казахстанском. То, что, скажем, на Западе понимается как пытка, совсем не обязательно считается пыткой в Казахстане. Сама процедура расследования, сами подходы следствия качественно отличаются.
Например, в Америке или Англии главный упор в следствии сконцентрирован на поиске фактов, подтверждающих преступление. В Казахстане традиционно много времени уделяется свидетельствам либо самого подозреваемого, либо тех, кого следствие считает возможными свидетелями. Поэтому в основу основ положен принцип давления на свидетелей.
Это, не в обиду будет сказано казахстанским властям, родилось не в Казахстане. Мощный импульс давлению на подозреваемого и свидетелей был придан еще советской властью. Во время массовых чисток тридцатых годов сталинское руководство издало исторический приказ проведения следствия над врагами народа с так называемым пристрастием. Фактически в стране установился режим произвола, когда показания выбивали под пытками. В шифрограмме, подписанной лично вождем всех прошлых и будущих чекистов и датированной январем 1939 года, было среди прочего открытым текстом заявлено: «...Применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б)... Метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь... как совершенно правильный и целесообразный метод». Этому документу уже более
Впрочем, не могут или просто не умеют иначе? Советский запашок
Вся страна — от дворников до самого президента — имела возможность удостовериться, как проходило следствие над главой «Казатомпрома» Мухтаром Джакишевым. За несколько дней до его ареста были изолированы его 7 ближайших сотрудников. Официально их как бы не арестовали. Но их неделями удерживали на
Никакой связи с миром и своими ближними у них не было. Их допрашивали, потом опять допрашивали. И опять, и опять. И это притом, что официально их не задерживали и ни в чем не обвиняли. Нанятые родственниками адвокаты не были допущены к задержанным. Женам разрешили встречу только через две недели после задержания мужей.
Вероятно, у большинства граждан, а уж тем более у руководящих граждан, эта демонстративная акция КНБ никак не ассоциировалась с пыткой. У них, наверное, под пыткой понимается вырывание ногтей или вбивание зубов вовнутрь. Совсем
Манфред Новак назвал происходящее в пенитенциарном хозяйстве Казахстана «карательной системой уголовного правосудия». Это с регулярной последовательностью проявляется в массовых самоистязаниях заключенных в знак протеста против невыносимых лагерных и тюремных условий содержания. Даже бывалые узники не выдерживают. И опять же, эти условия в казахстанской действительности почти не увязывают с пытками. Часто можно услышать упреки типа: «Ишь, чего захотели. Что им курорт устраивать? Потерпят. Заслужили». Как говорится, зарекаются, пока сами не пострадали. Или их родственники.
А те, кто уже в полной мере испытал или испытывает на себе условия содержания в исправительных учреждениях Казахстана, хорошо понимают, что такое пытка
0 коммент.:
Отправить комментарий