Воспитание зверством процветает на зонах

Сегодня в Казахстане уже никто не отрицает наличие пыток в местах заключения. Даже официоз признает, что да, есть такой грешок. 

 

Автор: Сергей ДУВАНОВ

 

 Однако при этом, во-первых, пытаются доказать, что это не общая практика, а исключения, а во-вторых, объясняют, что применение спецсредств против заключенных, не подчиняющихся законным приказам сотрудников, не является пытками.

Так ли это на самом деле? Может, действительно проблема не в тех, кто бьет, а в тех, кого бьют? Как человек, знающий о наших колониях не понаслышке, скажу так: в этом вопросе есть две правды. Первая правда — тех, кого бьют на зоне, вторая — тех, кто бьет. У каждой правды есть свои сильные аргументы и свои слабые места.
Начнем с первой — с правды тех, кого за решеткой бьют, над кем издеваются, кого унижают и калечат. О второй правде поговорим позже.
С чего начинается зона
Зона начинается для зэка со «встречи». «Встречают», как правило, жестко — выскакивающего из автозака и бегущего в помещение карантина зэка бьют палками, арматурой, пинают стоящие живым коридором «козлы» (подручные администрации из числа зэков) и сотрудники. Бьют сильно, не понарошку. С этого начинается процедура ломки прибывшего на зону. Цель — сломать его волю, сделать покорным и послушным.
В помещении карантина, пока одни обыскивают вещи прибывшего, другие заставляют раздетого до трусов новичка подписаться под обязательством сотрудничать с администрацией — «подписать режим». Тут же лежит веник и половая тряпка — предлагают подмести или помыть пол. Кто отказывается подписать «режим» и взять тряпку, того бьют. Больно, сильно, долго. Спастись от этого можно, только поставив подпись там, где скажут, и взяв в руки половую тряпку. В этом случае бить не будут, но тогда по понятиям зоны человек становится либо презираемым всеми «козлом», либо рабом до конца срока.
Кто этого не приемлет, тот терпит избиение, пока может. Иногда прокатывает: поняв, что бей — не бей, толку не будет, отпускают. Иногда идут на принцип и «ломают» до упора, и тертые зэки, когда уже совсем становится невмоготу, «вскрываются» — режут себе живот искусно спрятанной в остатках одежды «мойкой» — половинкой лезвия безопасной бритвы. Кровь (а на животе мощные кровеносные сосуды — кровь так и хлещет) вынуждает прекратить избиение, и «вскрывшегося» тащат в санчасть. Но когда нет спасительной «мойки», то пытка может продолжаться несколько часов. «Дубаки» звереют от упрямства зэка, начинается настоящий садизм.
Наглядное пособие
Я в свою бытность на зоне, находясь среди заключенных, тесно общаясь с ними,   из первых уст услышал, как это делается. Многие сидящие на зоне прошли через это и испытали пыточное мастерство наших держиморд непосредственно на своей шкуре.
Вот одна из таких историй. Молодого, лет двадцати, парня вначале пинали на полу четверо «красных» (СППшники, они же «козлы»). Заключенный дико кричал и корчился, закрывая голову. После того как кто-то сильно пнул его по голове, потерял сознание — бить перестали. Принесли ведро воды, кружкой стали черпать и лить ему на голову. Когда он пришел в себя, подтащили к столу и сунули ручку в руку: «Подписывай!». Он бросил ручку — и избиение продолжилось.
Били минут десять, и все это время он кричал. Затем «козлам» велели принести бутылку. Парня согнули прямо на полу и стали засовывать бутылку в задний проход. Он стал дико кричать, затем потерял сознание. «Козлы» расступились — он остался лежать с торчащей из него бутылкой. Кто-то из СППшников вылил кружку воды ему на лицо. Заключенный начал кашлять, пришел в себя. В это время к столу подвели следующего заключенного, оформили нужные документы и предложили: «Подписывай режим!». Видя, что тот замешкался, офицер ткнул ему в голый живот дубинкой со словами: «Давай-давай, а то сейчас эта бутылка в твоей заднице окажется».
Заключенный, все это время стоявший за дверью и слышавший дикие крики своего предшественника, с ужасом посмотрел на лежащего на полу парня со спущенными трусами, всего в крови, с торчащей из заднего прохода бутылкой, и быстро подписал нужную бумагу. Лежащий на полу застонал и попытался привстать, но тут же получил удар ногой по голове: «Лежать, — злорадно произнес один из сотрудников. — Ты у нас наглядным пособием будешь. Давай, заводи следующего!»
Пальцы веером
Другая история. Заключенный, назовем его Анвар В., мужчина за тридцать, при прибытии на зону в карантине был встречен традиционным предложением взять тряпку и вымыть пол. Зная, чего это ему будет стоить в последующие пять лет, отказался. Били минут тридцать. Затем, поняв, что битьем не проймешь, подтащили его к двери. С криком: «Ах, ты нам тут пальцы веером будешь ставить!», стали одни за другим зажимать дверьми его пальцы. Первый палец расплющили, второй сломали, на третьем пальце «сломался» он — тряпкой тер пол уже левой рукой.
И таких историй можно привести не один десяток. Правда, вряд ли это будет интересно — все они очень похожи друг на друга. Арсенал пыток у пыточных мастеров не очень разнообразный. Хотя и того, что есть, хватает — мало кто такое может выдержать.
Знаю, что найдутся и такие, кто спросит: а где доказательства того, что это не выдумки зэков, оправдывающих свое слабоволие? Да, доказать такое очень сложно. В колонии нет независимой медицинской службы, которая могла бы зафиксировать побои и телесные повреждения. Любая жалоба заключенных проходит через администрацию колонии, которая, естественно, любые упоминания о пытках не пропустит. По телефону такое тоже нельзя сообщить — разрешенные звонки производятся только в присутствии сотрудников колонии.
Так что утечка информации о пытках и издевательствах — это вопрос случайности: скажем, приехали правозащитники, кто-то смог по нелегальному сотовому телефону дозвониться до журналистов, родственников. Это бывает крайне редко, но бывает. И тогда тщательно скрываемая пыточная система дает сбои — становится ясно, что пытали, пытают и будут пытать.
Три часа на Голгофе
20 марта в исправительном учреждении ЛА-155/8 (п. Заречный Алматинской области) «встречали» этап. Все как всегда: шмон, стрижка наголо, оформление документов, «подписка режима». Заключенный Жандос Сагатов подписывает «режим», но отказывается мыть пол. Этим он очень разозлил майора Сыздыкова, руководившего всей «встречей» этапа.
Сагатова начинают бить. Бьют долго, но тот не сдается. Разъяренный майор (а он очень крупный мужчина) со словами «бить не умеете», снимает китель и начинает показывать подчиненным, как нужно выбивать из человека упрямство. Затем голого зэка тащат в туалет и там избиение продолжается. Бьют дубинкой по самым чувствительным местам на теле, периодически окуная головой в унитаз, спуская при этом воду из бачка. При этом захлебывающемуся водой человеку засовывали дубинку в задний проход. И так несколько раз.
Заключенный терял сознание, но его приводили в чувство холодной водой из ведра. Вошедшие в пыточный раж тюремщики изощрялись, как могли. Кто-то засовывал зэку половую тряпку в рот, кто-то бил дубинкой по пяткам, кто-то, остервенев, душил руками. Все это происходило, как и полагается, в строгом соответствии с инструкцией, в присутствии медицинского работника колонии, коим был главный медик колонии Абдимуратов. Пытка продолжалась три часа.
В это время остальные заключенные проходили процедуру оформления прибытия в колонию. Глядя на подвергаемого издевательствам человека — кричащего, голого, в крови — они подписывали все, что им предлагали, покорно соглашаясь на все. Их, что называется, «ломали» психологически — страхом, демонстрируя на примере Сагатова, что будет с каждым, кто откажется выполнять приказы.
В результате описанных пыток заключенный уже не мог передвигаться самостоятельно, принимать пищу и отправлять естественные нужды. Ему попросту порвали внутренности, и у него открылось кишечное кровотечение. Это уже не говоря о том, что его тело походило на один большой кровоподтек.
Но и это еще не все — медики колонии не оказали ему необходимой квалифицированной помощи и, желая скрыть факт пыток, поставили откровенно издевательский диагноз: «ушибы мягких тканей, следы от применения спецсредств в области ягодицы». И если бы не организованная заключенными утечка информации, позволившая прибыть в колонию правозащитникам, то еще неизвестно, остался бы Сагатов в живых.
После вмешательства правозащитников Сагатов из медсанчасти колонии был переведен в реанимационное отделение больницы Капчагая, где ему в общей сложности сделали шесть операций. Человек будет жить, но что станет с его здоровьем?
Элементарный садизм
Мы не знаем, чем закончится эта история в суде (идет судебный процесс). Это отдельный разговор. Здесь принципиально важно, что благодаря огласке этого случая вновь актуализировалась тема пыток в казахстанских тюрьмах. Причем тема не просто пыток, а тема садизма. Просто бить неподчиняющихся заключенных — это одно, но пытать их, насилуя дубинкой или бутылкой, ломать пальцы, «мочить» в унитазе — совершено другое. Это элементарный садизм, и его осуществляют государственные служащие, призванные исправлять осужденных за преступления.
Согласитесь, после таких экзекуций ничего, кроме страха и ненависти, не останется. И у тех, кто с этим столкнулся непосредственно, и у тех, кто стал невольным свидетелем. И даже у тех, кто об этом узнает, читая газеты. К чему приводят эти два чувства —  страх и ненависть  — не буду объяснять, но только не к исправлению.
С другой стороны, то, что это дошло до суда и, видимо, виновные все же будут наказаны, создает нужный прецедент. Что может послужить отправной точкой для новых разоблачений по фактам применения пыток в системе КУИС. С психологической точки зрения пробивается брешь в барьере страха, удерживающего заключенных от жалоб на пытки и издевательства со стороны сотрудников колоний. В этой связи можно прогнозировать волну новых разоблачений.
Наказание «дубаков» из Заречного станет хорошим уроком и для остальных любителей пыток — появится повод задуматься о последствиях, чего раньше в принципе не было. Теперь в повестке дня работы КУИС появляется новая тема — тема ответственности за незаконное применение насилия. Для многих сотрудников этого ведомства обвинительное решение суда может явиться откровением: оказывается, пытать и издеваться — это наказуемо.