Автор: Ирина МЕДНИКОВА
Евгения Жовтиса не допустили к участию в процессе апелляции. Правозащитник передал только пояснения к апелляционной жалобе, где в сотый раз объяснил все обстоятельства ДТП и объяснил, почему он юридически невиновен.
More...
Его речь была зачитана на суде адвокатом Виталием Вороновым. Приводим ее ниже полностью.
Пояснения Евгения Жовтиса к апелляционной жалобе
Для заседания коллегии по уголовным делам Алматинского областного суда (рассмотрение апелляционных жалоб)
В соответствии с ч. 4 ст. 408 УПК РК лицо, подавшее апелляционную жалобу, имеет право выступить в суде апелляционной инстанции для обоснования своей жалобы. В соответствии с ч. 4 ст.409 УПК РК участник процесса (подсудимый) имеет право изложить мотивы и доводы своей апелляционной жалобы. В связи с этим хочу изложить ряд мотивов и доводов своей апелляционной жалобы, подтверждающих незаконность и необоснованность обвинительного приговора.
I
Согласно ч.1 ст. 67 УК РК лицо, совершившее преступление небольшой тяжести, независимо от тяжести последствий, подлежит освобождению от уголовной ответственности, если оно примирилось с потерпевшим и загладило причиненный вред.
Согласно Нормативному постановлению Верховного суда РК «О судебной практике по применению ст.67 УК РК» от 21.06.2001 г. для применения ч.1 ст.67 УК РК необходима совокупность оснований:
Совершенное деяние относится к категории преступлений небольшой тяжести;
Состоялось примирение с потерпевшим;
Заглажен причиненный вред.
Необходимо отметить, что при наличии этой совокупности оснований орган дознания (дознаватель), предварительного расследования (следователь), прокурор или суд не просто могут или не могут, вправе или не вправе, а обязаны освободить лицо от уголовной ответственности, даже если в результате этого преступления наступили тяжкие последствия в виде тяжкого вреда здоровью или смерти потерпевшего.
Преступление, в совершении которого я обвиняюсь по ч.2 ст.296 УК РК, согласно ч.2 ст.10 УК РК, относится к преступлениям небольшой тяжести.
Потерпевшей по данному делу постановлением органа дознания признана мать потерпевшего Райхан Молдабаева. Примирение с ней у меня состоялось 29 июля 2009 г. в присутствии свидетелей — родственников погибшего, а также директора ОФ «Хартия за права человека» Ж.У.Турмагамбетовой и руководителя ИОЦ КМБПЧ и СЗ Р.М.Акылбековой, когда я посетил дом потерпевшей и выразил искреннее соболезнование в связи с тем, что оказался причастен к трагической гибели ее сына. И хотя в материалах дела имеются заявление потерпевшей от 29 июля 2009 г. и ее представителя Т.Кудабековой от 5 августа 2009 г.о привлечении меня к уголовной ответственности, имеется заявление потерпевшей от 6 августа 2009 г. о примирении, отсутствии претензий и заглаживании вреда. Данное заявление потерпевшей не отозвано и не дезавуировано, и таким образом налицо документ, подтверждающий примирение.
Заглаживание вреда, насколько это возможно, исходя из трагизма ситуации, также состоялось в размере, согласованном с потерпевшей, о чем имеется соответствующая расписка от 6 августа 2009 г.
Таким образом, уже к моменту составления протокола обвинения 14 августа 2009 г. у дознавателя М.Садирбаева была копия расписки, переданная мною и адвокатом Ш.Баткаловой, и он также знал о том, что данное преступление относится к преступлениям небольшой тяжести. 18 августа 2009 г. вместе с ходатайствами стороны защиты свидетелем В.Никитенко дознавателю была передана копия заявления потерпевшей о примирении от 6 августа 2009 г.
Отсюда, начиная с 18 августа 2009 г., у дознавателя были все основания для прекращения уголовного дела в связи с примирением сторон согласно ст.38 УПК РК с применением ч.1 ст.67 УК РК. Причем дознаватель был обязан прекратить дело, правда, сначала спросив обвиняемого, то есть меня, о моем согласии с прекращением дела по этому основанию. Ничего этого сделано не было. А прокурор и суд вообще не стали рассматривать вопрос о возможности прекращения дела в связи с примирением сторон.
Согласно ч.3 и ч.5 ст.38 УПК РК обвиняемый имеет право возражать против прекращения дела в связи с примирением сторон, поскольку, если он согласится с прекращением дела по этому основанию, это будет означать, что он признает себя виновным в совершении преступления. Если обвиняемый с этим не согласен, то продолжается и дознание, и предварительное расследование, и судебное разбирательство до вынесения приговора, оправдательного или обвинительного.
Но и в случае обвинительного приговора, согласно ч.1 ст. 38 УПК РК, суд может освободить подсудимого от наказания в связи с примирением с потерпевшим.
Суд не рассматривал и эту возможность тоже.
То есть, если не брать во внимание политическую сторону этого судебного процесса, то при наличии всей совокупности оснований для прекращения дела или освобождения меня от наказания в связи с примирением с потерпевшей, я был приговорен к четырем годам лишения свободы, по существу только в связи с тем, что не согласился признать себя виновным в совершении преступления и в полном соответствии с Конституцией РК, уголовным и уголовно-процессуальным законодательством РК пытаюсь доказать свою невиновность.
То есть, если водитель был пьян, превысил скорость, совершил наезд на пешехода в населенном пункте, на пешеходном переходе, да еще скрылся с места происшествия, но при этом примирился с потерпевшим, то орган дознания, прокурор или суд обязаны освободить его от уголовной ответственности, потому что это преступление небольшой тяжести. А если водитель был трезв, скорость не превышал, с места происшествия не скрывался , с лицом, признанным потерпевшим, примирился, вред загладил, но не признал себя виновным в совершении преступления и пытается это доказать, то он, обвиненный в совершении того же преступления небольшой тяжести, считается значительно более общественно опасным и для исправления надо лишить его свободы на четыре года.
II
Теперь почему я считаю себя невиновным. Сразу хочу пояснить, я считаю себя невиновным, потому что не совершал преступления, предусмотренное Уголовным кодексом РК. Но сохраняется человеческая, моральная ответственность за гибель человека, за то, что я был за рулем автомашины, совершившей наезд на человека, в результате чего произошла трагедия, и человек погиб. Это и моя трагедия, моя беда, моё моральное бремя.
Ну, хорошо, родственники погибшего — не юристы, не разбираются в уголовном праве, у них в семье — трагедия, погиб родственник.
Ну, хорошо, обычные граждане — не юристы и полагают, что раз погиб человек, пешеход, то всегда виноват водитель.
Но дознаватель, прокурор, судья — они же юристы и должны руководствоваться законом.
Во-первых, они должны знать, что в Уголовном кодексе РК есть ст. 300, согласно которой нарушение пешеходом правил безопасности дорожного движения, если оно повлекло смерть человека, наказывается лишением свободы на срок до 4 лет. Не водитель наказывается, а пешеход.
То есть, если пешеход нарушил правила дорожного движения , например, перебегал дорогу в неположенном месте, или, как в моем случае, оказался на дорожном полотне скоростной автотрассы, он, помимо того, что рискует погибнуть сам, несет такую же административную или уголовную ответственность, как и водитель.
Если в результате таких действий пешехода погибнет водитель автомобиля, пытавшийся избежать наезда, или водитель и пассажиры встречного автотранспорта, или другой пешеход, идущий по тротуару, стоящий на остановке, идущий по обочине, то не водитель, а этот пешеход может быть наказан четырьмя годами лишения свободы. А если погибнут два и более человек — то срок лишения свободы составит от трех до восьми лет.
В моем случае произошла трагедия. Нарушивший правила дорожного движения пешеход погиб сам. Суд вообще не устанавливал фактические обстоятельства, связанные с действиями пешехода.
Во-вторых, дознаватель, прокурор судья должны знать ст. 23 Уголовного кодекса РК, согласно которой «Деяние признается совершенным невиновно, если лицо, его совершившее, не осознавало и по обстоятельствам дела не могло осознавать общественной опасности своих действий либо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий и по обстоятельствам дела не должно было или не могло их предвидеть». Причем независимо от тяжести этих последствий. Даже если это смерть человека.
Преступление - это деяние, содержащее состав: объект, субъект, объективную и субъективную стороны.
Объект — общественные отношения в сфере обеспечения безопасности движения. Общественно опасные последствия — смерть человека. Субъект — это лицо, в результате действий которого наступили эти последствия. Последствия есть — человек погиб. Субъект есть — водитель, это я.
Объективная сторона — это нарушение правил дорожного движения и причинная связь между этим нарушением и последствиями.
Объективная сторона и в протоколе обвинения, и в приговоре сильно искажена и не доказана, но об этом я скажу позже.
Но самое главное: нет субъективной стороны, юридической вины!
Преступление, в совершении которого я обвиняюсь, относится к преступлениям, совершенным по неосторожности. Неосторожность в данном случае должна выражаться в преступной небрежности. Согласно ч.3 ст.21 УК РК преступление признается совершенным по небрежности, если лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий, хотя при должной внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия.
Ни орган дознания, ни сторона обвинения, ни суд не аргументировали и не доказали, исходя из чего они пришли к выводу, что я мог и должен был предвидеть общественно опасные последствия в виде смерти человека в результате своих действий. И каких именно действий?
Я, совершенно трезвый, не превышая допустимой скорости, ночью, еду по автотрассе, где разрешенная скорость 110 км в час. Где нет ни одного предупреждающего или запрещающего знака. Еду по своей полосе, достаточно далеко от обочины, готовлюсь к встречному разъезду.
Почему я должен предвидеть, что вне пределов моей видимости по полосе моего движения в попутном направлении движется пешеход?
Я не то, что не мог и не должен был предвидеть общественно опасные последствия в виде смерти человека, я даже не мог и не должен был предвидеть наличие самого пешехода на дороге.
Что я должен был предвидеть, так это то, что если я при встречном разъезде не справлюсь с управлением из-за высокой скорости и неправильного выбора скоростного режима или сильного ухудшения видимости, или ослепления и выеду на встречную полосу движения или на обочину, то поставлю под угрозу себя и своих пассажиров, пассажиров встречных машин, возможных пешеходов на обочине. Это я могу и должен предвидеть.
А предвидеть наличие пешеходов на автодороге я не могу и не должен. Дорога — для машин, а для пешеходов — тротуар, пешеходный переход. Обочина там, где нет тротуаров.
С тем же успехом я должен был бы предвидеть, что за рулем встречного автотранспорта лихач, который обгоняет через сплошную линию, или пьяный. Это бывает и приводит к ДТП, но обязывать водителя это предвидеть нельзя, потому что предполагается, что участники дорожного движения соблюдают Правила дорожного движения.
Водитель не может и не должен предвидеть, что пешеход будет перебегать дорогу прямо перед машиной или ночью выйдет на скоростную дорогу. При этом, конечно, в любом случае водитель должен пытаться избежать ДТП, избежать наезда, контролировать свою машину, но обязывать его предвидеть грубое нарушение ПДД другим участником дорожного движения нельзя.
В моих действиях не было никакой преступной небрежности.
И по существу суд осуществил объективное вменение, то есть привлек меня к уголовной ответственности за невиновное причинение вреда, что запрещено ст. 19 УПК РК.
III
Теперь об объективной стороне преступления, в совершении которого я обвиняюсь.
В протоколе обвинения и в приговоре меня обвинили в том, что я нарушил п. 10.1. ПДД, а именно, приближаясь к 131 км. 800 м. автодороги Карой-Алматы не повысил внимания и не принял мер предосторожности. Однако ни орган дознания, ни сторона обвинения, ни суд не указали, а в связи с чем я должен был повысить внимание и принять меры предосторожности.
Если в связи со встречным разъездом, то этот вывод суда не соответствует фактическим обстоятельствам дела.
В полном соответствии с ПДД я как раз и повысил внимание и принял меры предосторожности. За 150—200 метров до встречного автотранспорта переключил дальний свет автомашины на ближний, за 100—150 метров перенес ногу с педали газа на педаль тормоза и стал притормаживать двигателем. Для встречного разъезда никаких дополнительных мер предосторожности и дополнительного внимания мне и не надо было. Если же орган дознания, сторона обвинения и суд полагают, что я должен был повысить внимание и принять меры предосторожности для того, чтобы избежать ДТП и наезд на пешехода, то этот вывод вообще не соответствует фактическим обстоятельствам дела.
Ни за 200, ни за 150, ни за 100, ни за 70 метров я не вижу и не могу видеть пешехода, поскольку согласно проведенному следственному эксперименту видимость дорожного полотна в ближнем свете фар моего автомобиля — 56 метров.
Кроме того, я не могу и не должен предвидеть, что вне пределов моей видимости, в нарушение ПДД по дорожной полосе движется пешеход.
Поэтому никаких иных оснований для повышения внимания и принятия мер предосторожности, кроме как для обеспечения безопасности при встречном разъезде у меня не было.
А для встречного разъезда я повысил внимание и принял меры предосторожности, как следует из материалов дела. При встречном разъезде я не выезжал на встречную полосу движения, не выезжал на обочину, не осуществлял опасного маневрирования или перестроения, не менял направления движения.
Согласно схеме ДТП и протоколу осмотра места происшествия место наезда и место остановки моей автомашины после наезда находятся посередине полосы моего движения, что подтверждает вышесказанное.
Таким образом, никакого нарушения п. 10.1 ПДД я не допустил и этот вывод суда в обвинительном приговоре совершенно бездоказателен.
Еще одним и последним нарушением ПДД, в котором меня обвинили орган дознания, сторона обвинения и суд, является то, что, будучи ослепленным за 100 метров до встречного автотранспорта я не приступил немедленно к экстренному торможению и остановке, не меняя направление движения, и, таким образом, нарушил п.19.2 ПДД.
И этот вывод голословен, бездоказателен и не соответствует фактическим обстоятельствам.
Во-первых, никакого ослепления у меня ни за 100 метров, ни за 70 метров, ни за 50 метров не было.
Этих утверждений или предположений нет ни в одном из протоколов моих допросов, ни в каких иных материалах дела. Это не подтверждено и не доказано ни одной из экспертиз, включая судебно-медицинскую экспертизу моего зрения. Более того, СМЭ вообще пришла к выводу, что параметры моего ослепления на основе имеющихся исходных данных невозможно установить.
Данные о моем ослеплении за 100 метров до встречного автотранспорта полностью сфальсифицированы дознавателем М.Садирбаевым, переданы им экспертам для проведения сфальсифицированной судебно-автотехнической экспертизы. Несмотря на то, что фальсификация исходных данных бесспорно была доказана в ходе судебного рассмотрения, суд вынес обвинительный приговор, основываясь на сфальсифицированных дознавателем исходных данных и, соответственно, сфальсифицированных результатах экспертизы.
Орган дознания, сторона обвинения и суд намеренно подменили понятия и назвали ослеплением ухудшение видимости дорожного полотна, о котором я говорю в ходе допросов меня как свидетеля. Однако ухудшение видимости наступает у любого водителя: ночью по сравнению с дневным временем; в сумерки; и при дальнем, и при ближнем свете фар встречного автотранспорта. Ухудшение видимости может быть небольшим или сильным, но никакого отношения к ослеплению ухудшение видимости не имеет. Никакого ослепления у меня не было, а вот ухудшение видимости было!
Во-вторых, никакого экстренного торможения хоть при ухудшении видимости, хоть при ослеплении производить нельзя. Это запрещает п.10.5 ПДД, поскольку такое торможение опасно, как для водителя и его пассажиров, так и для автотранспорта, едущего сзади. Экстренное торможение можно осуществлять для предотвращения ДТП, но за 100 метров до встречного автотранспорта я не вижу пешехода, и никаких оснований и причин для экстренного торможения и предотвращения ДТП в тот момент у меня нет.
В-третьих, согласно выводам органа дознания, стороны обвинения и суда я почти три секунды вел свою автомашину в состоянии ослепления, причем не тормозя. Но это абсурд, противоречащий здравому смыслу вывод. Невозможно три секунды вести машину с закрытыми глазами. Водитель рефлекторно либо давит на тормоз, а если растеряется, то может повернуть руль и выехать на встречную полосу движения или съехать на обочину, если не в кювет. А по мнению стороны обвинения и суда я в течении почти трех секунд в состоянии ослепления, по существу с закрытыми глазами, аккуратно вел машину, не тормозя и никуда не смещаясь со своей полосы движения. Это абсурд, причем не на чем не основанный и бездоказательный вывод.
Никакого нарушения п.19.2 ПДД я не допустил, поскольку никакого ослепления у меня не было и никаких причин для применения экстренного торможения за 100 до встречного автотранспорта у меня не было. За 100 метров до встречного автотранспорта никакого пешехода я не видел, не мог и не должен был видеть. И также я не мог и не должен был предвидеть его появление на дорожном полотне.
IV
Теперь о наличии или отсутствии технической возможности избежать наезд и почему, по моему мнению, произошел этот несчастный случай. Обычные люди, не эксперты, не специалисты думают, что если водитель в 30—50 метрах увидел пешехода, то он может затормозить и избежать наезда. Так, может быть, думают неопытные водители, если они не попадали в ДТП.
Но дознаватель, сторона обвинения, суд, если они обвиняют меня в совершении преступления и указывают на наличие технической возможности избежать наезда, не должны только ссылаться на заключение, тем более сфальсифицированное, экспертов, а должны разобраться во всех обстоятельствах ДТП. А если начать детально разбираться во всех обстоятельствах произошедшего, то легко можно придти к ряду выводов.
До момента фактического торможения автомашина, в зависимости от скорости движения, проходит от 30 до 60 метров, а то и больше. Если исходить из приблизительной скорости моего автомобиля в тот момент (точно ее никто не устанавливал) — 80—90 км в час, автомашина проходит от 20—25 до 40—50 метров за время реакции водителя. То есть, когда водитель почувствовал опасность, увидел препятствие, он должен среагировать и принять решение. На это у него уходит от 0.3—0.8 (для профессиональных автогонщиков) до 1—2 секунд (для обычных водителей, автолюбителей, в зависимости от индивидуальных характеристик и времени суток). Это данные справочной литературы. Таким образом, еще до того момента, как водитель надавит на педаль тормоза, пройдет 0.8—2 секунды и машина пройдет на скорости 80—90 км в час от 20 до 50 метров.
На этой же скорости машина проедет еще 10—13 метров за время срабатывания тормозной системы. То есть, до того момента, как машина начнет фактическое торможение, она проедет от 30—40 до 60—70 метров. К этому расстоянию добавляется непосредственно тормозной путь, то есть расстояние фактического торможения автомашины, который составляет 30—40 метров. Все вместе — это остановочный путь, составляющий от 60 до 100 метров. Если воспользоваться результатами следственного эксперимента, согласно которым видимость дорожного полотна в ближнем свете фар моей автомашины — 56 метров, а остановочный путь, рассчитанный экспериментами — 60—68 метров, то даже если я сразу увижу пешехода на дороге в ближнем свете фар, я не смогу избежать наезда. Причем эксперты для расчетов приняли время моей реакции — 0. 8 секунды.
А если дальний свет фар встречного автотранспорта еще и сильно ухудшил видимость дорожного полотна, и она вполовину сократилась по сравнению с 56 м, то никакой технической возможности избежать наезд у меня не было.
Именно потому, что орган дознания всеми средствами пытался доказать мою вину, он и передал экспертам сфальсифицированные данные — 100 метров до встречного автотранспорта, когда я должен был экстренно тормозить, поскольку якобы был ослеплен. При этом понятно, что за 100 метров никакого пешехода я не вижу.
Эксперты, используя эту величину — 100 метров и при этом не установив, а где в это время находится пешеход, по формулам рассчитывают, что если бы я за 100 м до встречного автотранспорта применил экстренное торможение, то не доехал бы до пешехода, которого я на расстоянии 100 м не видел, и не совершил бы наезд. То есть, эксперты просто «поставили» пешехода туда, куда нужно было органу дознания (дознавателю Садирбаеву).
На мой вопрос в ходе судебного разбирательства экспертам Кравченко и Салканову, откуда они взяли величину 100 метров для использования в своем заключении, оба эксперта сказали, что её им дал дознаватель.
Все это даже трудно назвать предположением, это явная фальсификация.
Причем, если в экспертные формулы подставить, например 30, 40 или 50 метров, то естественно, по расчетам никакой технической возможности избежать наезд у меня нет. Это практически подтвердили и оба эксперта, отвечая на мои вопросы в ходе судебного заседания.
Только если в формулы, использованные экспертами Кравченко и Салкановым, поставить 100 метров, да еще неизвестно по каким данным предположить, что я был на этом расстоянии ослеплен, можно попытаться доказать, что я нарушил п.19.2 ПДД (не применил торможение при ослеплении) и имел техническую возможность избежать наезд на пешехода (при экстренном торможении за 100 м. до встречного автотранспорта не доехал бы до пешехода, которого в тот момент не видел и не мог предположить его нахождение на полосе моего движения).
Если я не был ослеплен, то не нарушал п.19.2 ПДД, а если и был даже ослеплен за 30—40 метров, то по расчетам экспертов у меня не было технической возможности избежать наезд.
И в том, и в другом случае обвинение рассыпается.
Поэтому и были использованы для экспертизы эти сфальсифицированные данные — 100 метров ослепления.
V
Поскольку я не давал показаний в ходе судебного процесса в суде первой инстанции, попробую высказать свое мнение о том, как произошла эта трагедия.
Я не берусь судить о том, вышел ли погибший на дорогу или шел по ней, в каком он был состоянии, и почему он находился на дорожном полотне и при этом не смотрел назад и даже не оборачивался, хотя находился спиной к движению.
Я могу предположить, что произошло, исходя из своих действий и того факта, что пешеход находился на дорожном полотне.
Я, трезвый, ехал со скоростью приблизительно 80—90 км в час по ночной дороге, без разметки, без освещения и без предупреждающих или запрещающих знаков.
Навстречу ехали две-три машины. За 150—200 метров до них для встречного разъезда я переключил дальний свет фар моей автомашины на ближний. Метров за 100—150 перенес ногу с педали газа на педаль тормоза и стал притормаживать двигателем. В это время я не видел пешехода в ближнем свете фар, поскольку он был за пределами видимости.
Встречный автотранспорт (во всяком случае первая автомашина) не переключила фары и продолжала ехать на дальнем свете фар, ухудшая мне видимость.
Метров за 30—40 до неё мне уже почти ничего не было видно.
Встречный разъезд машин, находящихся на расстоянии 100 метров, происходит в течение около 2 секунд или чуть больше в зависимости от скорости обеих машин.
В это время пешеход, видимо, находился в зоне вне видимости. Сначала потому что он был значительно дальше расстояния видимости в ближнем свете фар моей автомашины, а затем, потому что видимость дорожного полотна ухудшилась (сократилась) из-за дальнего света фар встречного автотранспорта.
Сразу же после встречного разъезда я, видимо, увидел пешехода на расстоянии 25—30 метров, хотя мне показалось, что это было 2—3 метра, о чем я показывал в своих допросах. Однако на скорости 80—90 км в час, да еще и в такой ситуации трудно адекватно оценивать расстояние, тем более, что 25—30 метров на такой скорости машина проезжает за 1- 1,3 секунды.
Я сразу же стал экстренно тормозить, но избежать наезда не смог.
Эти мои предположения полностью подтверждаются схемой ДТП и протоколом осмотра места происшествия.
Согласно этим процессуальным документам от места наезда до места остановки машины — 41, 8 метра.
Если бы я не видел пешехода и сразу не применил экстренного торможения, от места наезда до места остановки автомашины должно было бы быть 60—68 метров, с учетом времени реакции водителя и срабатывания тормозной системы.
А поскольку я остановился после наезда через 41, 8 м, значит, я увидел пешехода, применил экстренное торможение, но не смог избежать наезда. У меня также не было и времени принять иное решение, например, вывернуть руль влево (поскольку пешеход был перед правыми фарами) с опасностью вылететь на встречную полосу.
VI
И последнее.
Ознакомившись с возражениями прокурора на мою апелляционную жалобу и апелляционную жалобу стороны защиты и отметив, что они практически не содержат никаких обоснованных доводов и аргументов, опровергающих мои доводы и доводы моих защитников, хочу сделать два небольших комментария.
1. Возражения прокурора вообще никак не касаются доказывания субъективной стороны преступления. То есть, сторона обвинения и не пытается доказывать вину, устанавливать форму вины и обосновывать: почему я мог и должен был предвидеть появление пешехода на автотрассе, ночью, где нет пешеходного перехода и никаких предупреждающих или запрещающих знаков.
2. В своих возражениях прокурор ссылается на мои замечания в протоколе об ознакомлении с постановлением о назначении судебно-автотехнической экспертизы, где я говорю об ослеплении за 30—40 метров до встречного автотранспорта.
Действительно, когда я увидел в постановлении о назначении экспертизы цифру 100 метров до встречного автотранспорта, когда, по мнению дознавателя, я был ослеплен, я уточнил, что ни за 100, ни за 70, ни за 50 метров никакого ослепления не было. А было ухудшение видимости. И лишь за 30—40 метров ничего не было видно, что можно назвать ослеплением, хотя на тот момент я не знал о медицинском определении ослепления.
Именно поэтому я и обратился с ходатайствами к суду о допросе специалиста-медика для прояснения вопроса о параметрах ослепления, а также о проведении повторной комиссионной судебно-автотехнической экспертизы и эксперимента для установления вообще возможности моего ослепления хоть за 100, хоть за 50 или 40 метров до встречного автотранспорта.
В обоих ходатайствах мне было немотивированно отказано.
Тем не менее, в своем возражении прокурор приводит эти мои слова и утверждает, что это подтверждает, что если бы я при ослеплении за 30—40 метров экстренно затормозил, то избежал бы наезда на пешехода.
Однако как раз, если в экспертные формулы вместо 100 метров подставить 30—40 метров, никакой технической возможности избежать наезда у меня нет.
0 коммент.:
Отправить комментарий