Хотя группа крови у нас одна, но сама кровь – разная

Знаете, что такое демагогия? В словаре она определяется как «набор ораторских и полемических приемов, позволяющих ввести аудиторию в заблуждение». 

 

Автор: Сергей ДУВАНОВ

 

Выступление представителя официальной делегации на обзорной конференции ОБСЕ в Варшаве – классический пример этой самой демагогии.

Выступал г-н Кравченко на тему «Право на свободу слова», и цель его доклада просматривается ясно — ввести в заблуждение целую международную организацию, доказав, что с «третьей корзиной» у председателя ОБСЕ полный порядок. Этакая процедура навешивания лапши на уши европейцев, дипломатично пытающихся смотреть на это сквозь пальцы. И что поражает — это не встречает адекватной реакции со стороны европейцев. Хотя каждое такое выступление — откровенное вытирание ног о принципы, которые эта организация провозглашает. Впрочем, сейчас речь не об этом, а демагогии.
С ног на голову
Демагог никогда не говорит «нет», он всегда стелет мягко. «Казахстан признает, что свобода собраний — это демократический институт политической активности граждан, подлежащий постоянному развитию», — читаем мы в начале документа. Звучит как признание в любви к демократии, мол, мы такие же, как и вы (европейцы). Мол, мы и вы — одной крови. Вот только группы крови, как оказывается, — разные.
Отталкиваясь от обвинений правозащитников и оппозиции в ограничении права на мирные собрания, г-н Кравченко (а в его лице «Ак орда») сразу берет быка за рога: начинает обосновывать право на ограничение свободы собраний. Тут все по накатанной схеме — берется цитата из Пакта о гражданских и политических правах, где говорится об этих ограничениях: «...ограничения должны определяться законом и должны быть необходимы в демократическом обществе в интересах государственной и общественной безопасности, общественного порядка...».
Если читать только выделенное, то действительно выходит, что ограничения допускаются в интересах поддержания общественного порядка. Мол, смотрите, даже в Пакте о гражданских и политических правах говорится, что интересы госбезопасности и общественного порядка выше права на свободу собраний. Значит, наши доб­лестные полицейские и суды поступают в строгом соответсвии с международными нормами.
Но это совершенно не так. Все международные документы, касающиеся права на мирные собрания граждан, очень четко определяют сферу и степень ограничения свободы собраний. Защитники режима Назарбаева сознательно смещают акценты при интерпретации этой главы пакта, они игнорируют то, что ограничения, о которых идет разговор, «... должны быть необходимы в демократическом обществе...». Это принципиально важный момент, который предполагает иное отношение к государственной и общественной безопасности, а заодно и к понятию общественного порядка.
Нужно понимать, что политические аспекты государственной безопасности, скажем, в Северной Корее заметно отличаются от ее аналога в Швеции или Испании. Если с точки зрения госбезопасности Кореи критическое высказывание в адрес руководителя государства — серьезное преступление, за которое могут сгноить в тюрьме, то для национальной безо­пасности Швеции такая критика вообще не представляет интереса.
Так что ограничения ограничениям рознь. И поэтому в пакте черным по белому записано, что ограничения эти по своему характеру должны быть соответствующими стандартам демократического общества.
Дивись, Европа!
Идем дальше. Г-н Кравченко заявляет: «Пользуясь правовыми гарантиями, казахстанцы свободно выражают любые общественные, групповые или личные интересы и мнения». И тут же в следующем предложении говорит, что для этого нужно получить разрешение власти. Логику улавливаете? Свободно выражать мнения... с разрешения властей! Хороша свобода, если она зависит от решения чиновника. Ну не смешно ли это? Ну а как если чиновник не разрешит? Что тогда будет с правом на свободу собраний? И будет ли оно вообще?
А ведь в начале своего выступления Кравченко патетически заявлял, что «Казахстан гарантирует реализацию и защиту этого естественного, неотчуждаемого права человека». Если это право естественное и неотчуждаемое, то кто дал право чиновнику его запрещать? Ведь запрещенное право — это явно отчужденное право. Выходит, чиновник выше этого права. Если это логика доказательства демократичности казахстанской власти, то что тогда есть демагогия?
Желание оправдать нарушение принципов и стандартов ОБСЕ приводит к тому, что казахстанские чиновники вынуждены не просто извращать факты, но и откровенно лгать. «Единственное условие, выполнение которого требует закон для проведения мирных акций, — говорит Кравченко, — это предварительное получение разрешения местной власти». Ложь! На самом деле условий несколько, и все они принципиальные.
Так, помимо самого разрешения нужно согласовать дату. И если вам отказали в понедельник, но разрешили в четверг, а вам в четверг уже не надо, то де-факто вам запретили. Затем — воп­рос места проведения акции. В Казахстане граждане не вправе решать, где им проводить публичные акции — априори все митинги проводятся в строго определенных «резервациях», расположенных, как правило, на окраинах городов, в самых непубличных местах.
Следующим принципиальным условием является тематическое соответствие вашего митинга положениям закона «О мирных собраниях» (ст. 7). Чиновники могут запретить проведение митинга, если усмотрят, что он «является разжиганием расовой, нацио­нальной, социальной, религиозной нетерпимости, сословной исключительности...», а также в случае «нарушений других положений Конституции, законов и иных нормативных актов Республики Казахстан...». Понятно, что практически любая общественно-политическая тема может быть расценена как разжигание нетерпимости, а любая критика положений Конституции и нормативных актов может расцениваться как повод для запрета. Тут уже вопрос сообразительности чиновника.
И это еще не все. Г-н Кравченко забыл сказать, что для оппозиции и организаций, не лояльных к власти, шествия и демонстрации как разновидность публичных акций де-факто запрещены вовсе. Это вытекает из общего негласного запрета для оппозиции проводить публичные акции в центре городов. Сегодня все публичные акции оппозиции загнаны в «резервации», а это, как правило, небольшие скверы, огороженные участки местности. Согласитесь, сложно представить демонстрацию оппозиции в Алматы на пятачке в сквере за кинотеатром «Сары-Арка». Такое шествие скорее будет похоже на прогулку заключенных в тюремном дворе.
Умиляет объяснение г-на Кравченко причины, по которой власти загнали оппозицию в эти «резервации». Мол, это «соответствует принципу обязанности государства защищать мирные собрания, изложенному БДИПЧ в Варшаве в 2007 году». Вот так вот! Оказывается, это вовсе никакое ни ограничение свободы собраний, а, напротив, благое дело, совершенное строго в соответствии с рекомендациями БДИПЧ. Это надо же так извернуться! Дивись, Европа, учись, Азия, отдыхай, Саша Барон Коэн!

Не надо вранья
Но это еще не все. Кравченко обращается к цифрам, которые, по его замыслу, должны убедительно показать, что со свободой собраний в Казахстане все нормально.
«Только по неофициальным данным, за 8 месяцев 2010 года по республике проведены 192 различных собрания, митинга, в которых приняло участие более 10 тысяч человек. 50% этих акций проведено стихийно, без предварительного разрешения властей», - заявил Кравченко.
Когда представитель официальной делегации ссылается на неофициальные данные, это может означать только одно — верить им нельзя. Такое, как правило, бывает тогда, когда официальные данные не подтверждают основной посыл выступления и приходится придумывать «неофициальные» для удобства доказательства. Классика жанра... демагогии.
Сразу скажем, что цифра 192 явно не соответствует действительности. Если из нее убрать все собрания в закрытых помещениях (а это различные съезды, кон­ференции, «круглые столы»), то количество публичных акций уменьшится в разы и составит максимум 70 за год.
Как человек, непосредственно занимающийся исследованием проблемы свободы собраний в Казахстане, могу уточнить: на самом деле процент несанкционированных акций гораздо выше и составляет более 80%. А в Алматы и того больше — 90%. Это в первую очередь вызвано тем, что разрешений на проведение митингов, носящих протестный характер, власти практически не выдают. Поэтому те, кто боятся ссориться с властями, после отказа на митинги не выходят, а те, кто рискует, проводят несанкционированно.
Зная о жалобах оппозиции и правозащитников по поводу разгонов митингов, пикетов и арестов их участников, г-н Кравченко пытается убедить, что наказания применяются только в исключительных случаях. И опять неправда. Во всех случаях, когда публичные акции носят политический характер, следует наказание либо в виде штрафа, либо в виде административного ареста. Акции социально-экономического характера, как правило, наказываются штрафами, либо участники получают предупреждения.
Утверждение же г-на Кравченко, что только 2,9% из всех собраний, проведенных за последние два года, были прекращены сотрудниками полиции и то только по причинам грубейшего нарушения порядка, — откровенная дезинформация.
Во‑первых, с полной ответственностью заявляю, что еще ни на одном митинге в Казахстане не было допущено «грубейшего нарушения порядка». Не перевернуто ни одного автомобиля, не разбита ни одна витрина, не устроена ни одна потасовка. Врать не надо, господа!
Во‑вторых, «господин соврамши» оперирует абсолютно некорректными цифрами (576 акций за два года?!!). Видимо, из общего числа он «забыл» исключить все мероприятия в помещениях (они не попадают под действие закона), а их гораздо больше, чем тех, на которые требуется разрешение властей.
В‑третьих, из акций на улицах и площадях интерес представляют только те, которые ограничиваются, запрещаются и разгоняются. Какой смысл считать акции «Нур Отана» и прочих организаций, поддерживающих власть? Их акции никто никогда не запрещал, не ограничивал, не разгонял. Претензии правозащитников к власти — только в части ограничения свободы собраний оппозиции и акций протеста со стороны недовольных властью людей и организаций. Об этом, собственно, разговор.
В‑четвертых, утверждение, что за два года только в 17 случаях акции оппозиции были разогнаны, очень сомнительно. Думаю, одних пресеченных акций активистов «Алги» за эти два года с лихвой хватит, чтобы уличить г-на Кравченко в неточности. А если вспомнить все пресечения акций «Соцсопра», обманутых дольщиков и коммунистов, то станет понятно, что куда более правомернее говорить не о 2,9% а, скажем, о 29% акций, которые были пресечены полицией.
Как вам такая арифметика? Тоже, кстати, неофициальная, но с другой стороны.
Памятка для «Ак орды»
Более доходчиво это расписано в итоговом документе Копенгагенского совещания ОБСЕ, где (видимо, для особо непонятливых чиновников СНГ) прямо записано, что любые ограничения свободы мирных собраний и демонстраций «предписываются законом и соответствуют международным стандартам». То есть пакт разрешает не просто ограничения, а только те, которые допустимы в демократическом обществе. Не в Северной Корее, не на Кубе, не в Туркменистане, а именно в демократических странах.
В противном случае, если завтра в какой-нибудь африканской Чунга-Чанге примут закон, по которому в интересах поддержания общественного порядка каждого, посмевшего митинговать, необходимо отдавать на съедение крокодилам, то, по логике г-на Кравченко, это тоже будет соответствовать нормам Пакта о гражданских и политическим правах. Мол, при чем здесь крокодилы, если есть закон. Однако такая логика, согласно принципам ОБСЕ, не прокатывает. Сами законы должны соответствовать международным стандартам. Ау, господа из «Ак орды», вы об этом слышали?
Что это за стандарты, четко прописано в «Руководящих принципах по свободе мирных собраний», разработанных БДИПЧ ОБСЕ в 2007 году. В этом документе ОБСЕ содержится исчерпывающий перечень законных и разумных оснований для ограничения свободы собраний. Видимо, этот документ был принят специально для стран-участниц из СНГ, чиновники которых никак не могли «врубиться», что же это такое — демократические стандарты. Разжевали — не помогло. И по сей день разные кравченки твердят, что все ограничения в их странах, если они прописаны в законах и направлены на поддержание общественной безопасности и порядка, обоснованы и не противоречат международным нормам. Тут либо непроходимая чиновничья тупость, либо нежелание выполнять принятые на себя обязательства. Иного объяснения нет.
Таким образом, все упирается в международные стандарты, которые казахстанские чиновники упорно не желают замечать и продолжают плясать от своих доморощенных мракобесных законов. А поэтому возникает ощущение, что они и представители НПО говорят о двух совершенно разных странах. В одной из них — все хорошо, нет никаких нарушений прав и свобод, в другой — напротив, с правами и свободами большие проблемы.
...Понятно, что большая часть из того, что прозвучало в Варшаве из уст официальных представителей, это в лучшем случае попытка приукрасить ситуацию с правами и свободами в Казахстане, в худшем — откровенная ложь. Приведенный здесь документ — отличная тому иллюстрация. Это особенно очевидно для тех, кто живет в стране и видит, что такое демократия по-назарбаевски и насколько она далека от европейских стандартов. Это парадоксально, но, читая выступление г-на Кравченко (по сути, ничем не выдающееся), я поймал себя на мысли, что радуюсь этой откровенной лапше на уши ОБСЕ. Логика проста: если защитники режима опустились до такой откровенной демагогии, до откровенного передергивания фактов, это означает, что идеологически за душой у них ничего нет — ни идей, ни доводов, ни разумной аргументации. Разрыв между словом и делом достиг гротескных размеров. Лицемерие стало стилем государственной политики. А это серьезный симптом кризиса идеологии власти, за которым неминуемо наступает кризис самой власти.
Источник: Газета "Голос Республики" №36 (167) от 22 октября 2010 года