Свой выбор я сделал

На этой неделе исполнилось 9 лет со дня образования общественного движения «Демократический выбор Казахстана». 

 

Автор: Нурахмет КЕНЖЕЕВ

 

Многие наши читатели помнят его по короткой аббревиатуре «ДВК». То время осталось в памяти небывалым душевным подъемом и горечью поражения и предательства. О том, как появилась идея ДВК, кто был инициатором и зачем, мы попросили рассказать одного из лидеров движения – Мухтара Аблязова.

То, что рассказал Мухтар Кабулович нашей редакции, еще никогда и нигде не озвучивалось, хотя участники событий тех дней наверняка об этом знают и помнят.
«Мы были единомышленниками»
- Мухтар Кабулович, буквально через несколько дней будет 9 лет с момента создания ДВК. Вы могли бы немного рассказать о событиях тех лет? Как и кому вообще такая идея пришла?
- Идея ДВК — не лично моя. Те, кто участвовал в его создании, понимали, что дальше так жить нельзя. Это был такой, скажем, час «икс», когда все инициаторы этого движения активно выразили свою позицию. И, конечно, понимание пришло не в один день. У каждого человека, который в этом участвовал, была своя история. И было свое развитие у тех процессов, которые привели к тому дню — 28 ноября 2001 года.
- Кто из правительства или окружения президента поддержал тогда идею ДВК? Кто был Вашим единомышленником?
- В 1998—99 годах я встречался с ныне покойным Алтынбеком Сарсембаевым и Маратом Тажиным, и могу сказать, что на тот момент эти два человека, например, были озабочены тем курсом, которым следует страна. И то, каким образом управляется страна. Другой вопрос, что Тажин все это принял и является, наверное, сегодня одним из идеологов существующего режима, но на тот момент он тоже был сильно озабочен.
А в мае 2000 года у меня произошла встреча с Галымжаном Жакияновым, в то время он был акимом Павлодарской области, мы обменялись мнениями по ситуации и пришли к выводу, что режим начал себя вести неадекватно. Тогда мы решили, что необходимо создать общественное движение с филиалами по всей стране, которое будет легально продвигать свои идеи. На тот момент мы считали, что именно такой способ работы еще возможен...
- То есть фактически это была публичная политика?
- Да, публичная политика. Но мы решили это делать, скажем так, более скрыто. Наиболее открыто, по нашим планам, предполагалось, что это будет осенью 2002 года. Но так получилось, что именно с 18 ноября 2001 года мы вышли, публично объявили о создании «Демократического выбора Казахстана».

Келимбетова убедил Алтынбек

- Сколько человек вышло? Кто подписал? В Алматы же все было?
- Это было в Алматы, 18 ноября 2001 года, в воскресенье. Мы хотели выйти в среду, понимая, что пресс-конференции в воскресенье не делают, но ситуация в то время была до такой степени накалена, что мы решили в субботу вечером, что завтра выйдем на пресс-конференцию.
Кстати, предпо­лагалось в том момент, что в среду вместе с нами на пресс-­конференцию выйдет и Григорий Марченко. Просто так получилось, что в воскресенье его не нашли. Вообще, в той ситуации осознание бизнеса и элиты был до такой степени обострено, все, безусловно, считали, что все, что мы делаем, — это единственный путь развития страны, это правильно, это справедливо. На тот момент, насколько я знаю, Григорий Марченко тоже так думал. Но все разговоры с ним практически проводил Жакиянов.
- Вас вышло четверо — вы, Жакиянов, Тохтасынов и Жандосов. А что потом происходило в ближайшие дни?
- Мы понимали, что этот процесс нужно делать очень быстрым и мы должны создать такую большую массу заинтересованных людей, чтобы режим фактически не расправился с нами, это был большой риск.
18 ноября мы с Галымжаном полетели в Астану, чтобы встретиться Алтынбеком Сарсенбаевым и Алиханом Байменовым. Сарсенбаев занимал тогда пост председателя Совета безопасности, Тажин — его ближайший друг — был председателем Комитета национальной безопасности, Байменов был министром социальной защиты населения.
Если Алтынбек Сарсенбаев был для нас понятен значительно раньше, то Алихан Байменов был новой фигурой. Я, конечно, его раньше знал по правительству и когда он работал в Администрации президента, но я не знал точно, каким он видит будущее страны, потому что мы с ним на эту тему не говорили. С инициативой вовлечь в этот процесс Байменова вышел Алтынбек. У меня с ним дружеские были отношения, и он меня попросил, чтобы я прилетел с Галымжаном и мы, прилетев, встретились.
- Где вы встречались?
- По истечении времени я могу сказать, что это был такой детективный роман: мы меняли машины, я знаю, что то же самое делали Алтынбек Сарсенбаев и Алихан Байменов. Мы встречались на какой-то госстройке... В какой-то дом нас какие-то люди провели, горела одна лампочка и вокруг — строительный материал. Алихан сказал, что разделяет наши идеи. Мы в процессе разговора обменялись мнениями, и он взял на себя часть работы, связанной с тем, что будет привлекать еще ряд чиновников и известных личностей, которые поддержали бы нашу идею. Вот, собственно, чем закончилась встреча.
На следующий день, это был понедельник, я начал встречаться с разными людьми. Очень интересная была у меня встреча с Кайратом Келимбетовым — он был тогда заместителем министра финансов. С ним у нас были тоже достаточно дружеские отношения. Он был помладше меня и в бытность, когда я работал министром, работал одним из заместителей Ержана Утембаева из параллельного министерства.
Понимая, что он сам разделял наши идеи, я начал его убеж­дать, что ему тоже надо примкнуть. Кайрат, конечно, был сильно взволнован, переживал и говорил, что за это могут быть последствия. Надо понимать, что сам по себе Кайрат достаточно осторожный человек, а тут у меня еще при нем состоялся разговор с Назарбаевым, где тот высказал свое возмущение тем, что я являюсь организатором движения. Разговор был очень, скажем, нервный, на высоких тонах.
Но только он закончился, и тут неожиданно у Кайрата Келимбетова звонит телефон внутренний — мы называли его «кремлевкой». Выяснилось, что звонит Алтынбек. И говорит Кайрату, что надо, мол, ему вступить в движение. Келимбетов стал возражать, говорить: ну как же так, я на государственной работе, у меня будут проблемы. На что Алтынбек сказал: «Это вам поручение от главы государства».
Это было очень неожиданно и очень интересно. Кайрат сильно удивился: «Как главы государства?» На что Сарсенбаев его спросил, нужно ли ему подтверждение со стороны Назарбаева? Кайрат сказал: «Нет, я вам верю, вы же член Совета безопасности». Сарсенбаев входил в то время в число ближайшего круга особенно доверенных людей Назарбаева. Конечно, Келимбетов не мог усомниться в том, что Атынбек вводит его в заблуждение. Я этой ситуацией, скажем так, воспользовался, зная, что Алтынбек Сарсенбаев — наш союзник. Так Келимбетов подписал обращение и вошел в число учредителей ДВК.
Процесс стремительно набирал обороты, в движение вступало все больше и больше людей, а во вторник мы увидели обращение Касым-Жомарта Токаева, который был премьер министром Казахстана, где он заявил, что если президент не отстранит и не уволит со своих должностей учредителей ДВК, то он подаст в отставку. Конечно, мы понимали, что Токаев по своей природе не способен на решительные действия, и понимали, что фактически это нам сигнал от Назарбаева, что против всех, кто инициировал это движение, начинаются репрессии.

Разговор с Назарбаевым

- Вы лично ожидали, что это может закончиться тюремным заключением?
- Я сам еще с 2000 года был уже морально и психологически готов, что я могу в любой момент быть посажен в тюрьму или даже убит.
- Но у Вас была же в прошлый раз возможность тоже уехать... Как произошел Ваш арест?
- Я получал много сигналов, со мной вели переговоры. Например, председатель Комитета национальной безопасности Нартай Дутбаев, помощник Назарбаева Булат Утемуратов и другие.
- Какие были условия?
- Я должен был публично отказаться от политической деятельности, публично выйти из ДВК, публично объявить о своей любви и преданности Назарбаеву, ну вот как, собственно, сейчас Маргулан Сейсембаев это сделал. Стандартный набор. Должен был написать письмо Назарбаеву покаянное, что я вот ошибся, перепутал, извините, я больше так не буду. И было обещание закрыть все уголовные дела.
Тогда же у нас состоялся разговор с Нарзарбаевым.
- Вы лично встречались?
- Да, мы с ним разговаривали порядка четырех часов, инициатором этой встречи был сам Назарбаев, посредником был Утемуратов. Сам разговор, если я не ошибаюсь, состоялся 21 января 2002 года. Я прилетел в Астану, в то время госсекретарем Казахстана был Абиш Кекильбаев, зашел в резиденцию Назарбаева, меня завели в кабинет Абиша Кекильбаева, закрыли на ключ и ушли. И я там, скажем, долгое время провел. Через какое-то время я уже начал возмущаться, но не мог открыть дверь, начал толкать дверь, пытаясь выйти, и в это время дверь открывается, Утемуратов появляется и говорит: «Президент ждет». Мы встречались не у него в кабинете, а на т. н. нейтральной территории. Где-то в одной из комнат, где не было ни окон, ничего. Только такое закрытое помещение.
- Защищенное, наверное?
- Ну я не знаю, насколько защищенное, может, специально, чтобы записывать можно было разговор. Сначала Назарбаев мне активно угрожал, говорил: «Мы тебя посадим, генеральный прокурор уже санкцию дал на твой арест, мы тебе дадим много-много лет, если ты сейчас не прекратишь свою деятельность». На что я ему сказал: «Знаете, вы меня уже столько лет преследуете, что я сейчас ничего не боюсь. Я хочу одного — я хочу изменений в стране, я не хочу, чтобы мои дети жили в такой стране, где властвует коррупция и нет никаких законов. У нашей страны при таком развитии событий нет никакого будущего. Я буду с этим бороться».
Затем мы темп снизили, разговаривали уже более спокойно, и здесь он начал применять уже другой прием. То есть сначала была попытка запугать, а потом попытка купить. Спрашивает: «Ну что тебе нужно — нефть, газ, я не знаю, чего ты хочешь? Я тебе все отдам».
- Почему не согласились?
- Я ему сказал, что у меня очень много бизнеса, который я сам создавал с нуля. Я жил в общежитии, родом из села, вы мне ничего не давали, я сам все это сделал, и вы все эти годы у меня все пытались отобрать. Теперь вы мне предлагаете бесплатно что-то дать, но то, что бесплатно передано, ничего не стоит. Вы так же завтра потом бесплатно заберете. Поэтому для меня это ценности не представляет. И того, что есть у меня, достаточно для меня и моей семьи. Я хочу стабильности, изменений и именно положительных изменений, хочу будущего для свой страны, для своих детей. Вот, собственно, моя позиция и почему мы здесь с вами сейчас разговариваем. Я потом, конечно, много раз анализировал этот разговор.
- Кто-то еще присутствовал или вы вдвоем разговаривали?
- Нет, присутствовал Утемуратов, и более того, я понимал, что, скорее всего, когда-то у меня, наверное, будет возможность все это рассказать, и я хотел, чтобы был свидетель этого разговора.
Дальше Назарбаев начал говорить: «Хорошо, деньги тебе не нужны, давай поговорим о другом. Хочешь стать моим соратником, союзником?» Я говорю: «Ну конечно, я ваш соратник и союзник, если продекларированные ва­ши заявления вы реализовываете. В этом смысле я ваш сторонник». Он говорит: «Возглавь мой предвыборный штаб». Ну, это был 2002 год, и до выборов вроде еще далеко было, но это такой был жест: выбирай любую должность, вот тебе правительство, вот любая должность в правительстве. «Кем ты хочешь быть?» Я говорю: «Никем».
Дело в том, что в тот момент, конечно, это не было связано с тем, что я был настроен бескомпромиссно. Но в той группе активистов — учредителей ДВК были разные настроения. В частности, и у Галымжана Жакиянова, и у Ержана Татишева была позиция, что мы должны настаивать на продекларированных заявлениях.
- То есть заставить Назарбаева пойти на реформы?
- Да, заставить Назарбаева это сделать.
В общем, в этом разговоре я уже окончательно понял, что он не пойдет ни на какие реформы. А он сказал: «Слушай, неужели ты против меня пойдешь?» Я говорю: «Ну а какой смысл идти против, давайте мы изменим страну, будем проводить реформы, мы же вместе все эти годы работали и вместе продолжим». Тут он попросил Утемуратова принести вино и говорит: «Ты напиши бумагу, что ты меня поддерживаешь».
Я ранее слышал, что Назарбаев отдельных людей приглашает к себе и заставляет подписывать клятву верности, но сам с этим столкнулся впервые. Я говорю: «Какую бумагу вы имеете в виду?» Он: «Ну что ты меня поддерживаешь, ты мой соратник и все прочее». Я посмеялся и говорю: «Ну, хорошо, давайте я подпишу, но это ведь бумажки, вам, наверное, важнее, чтобы человек своими действиями вас поддерживал». Он говорит: «Нет, мне это важно». Ну, хорошо. Он принес бумагу и начал мне диктовать: «Я, такой-то», и, знаете, в таком восхваляющем режиме я должен был что-то написать.
Я сказал Назарбаеву: «Я все же был министром и вообще-то писать умею. Может, я лучше сам напишу?» Он говорит: «Хорошо, ну давай, чтобы тебе не мешать, мы выйдем». Я написал тогда бумагу, что готов поддерживать Назарбаева, что мы хотим построить сильное независимое государство с демократическим строем и свободными выборами. Ну смысл такой, я даже сейчас не помню, потому что был в таком эмоциональном настроении.
Назарбаев зашел, посмотрел, бумага ему сильно не понравилась, я это видел. Потому что не было тех самых слов, которых он ожидал, что я умру за него и все прочее. Разговор опять стал обостряться, и он сказал: «Хорошо, мы с тобой будем сотрудничать, но дай мне десять дней, мне нужно на тебя компромат собрать». «А зачем вам компромат?» — «Ну, если что, будем тобой управлять, если неправильно себя поведешь».
Я Назарбаеву говорю: «Вы уже столько лет ищете и не можете найти. Что вы за 10 дней сделаете? Ваши следователи уже столько лет работают, на допросы меня таскают, фальсифицируют дела. Вы напишите, что я наркоман, и любой суд поставит печать и даст мне столько лет, сколько вы скажете. Вы же знаете, как у нас судебная система работает, как наши следователи работают». Тут он начал нервничать, стал кулаком по столу стучать, кричать, что найдет на меня компромат. Я сказал: «Ну, хорошо, ищите. Только зачем это вам нужно? Вы сами говорите о сотрудничестве и хотите отравить наше сотрудничество тем, что будете каким-то компроматом размахивать?» Он сказал: «Нет, вот я так хочу».
И хотя мы в итоге расстались на хорошей ноте, что будем сотрудничать и т. д., но на самом деле я уже понимал, что никакого сотрудничества не будет. Собственно, через несколько дней, 25 января, Назарбаев выступил на совещании акимов, где сказал, что прекратить нужно этот балаган: «Разберитесь с ними».
До этого совещания ко мне приезжали люди из окружения Назарбаева. В связи с тем, что сейчас они находятся в Казахстане, я не могу озвучивать их имена. И они меня убеждали, что я должен немедленно покинуть страну, потому что меня арестуют и посадят в тюрьму. Но тогда мы с Галымжаном решили, что должны остаться в стране, что наша посадка в тюрьму, скажем так, сформирует протест и какие-то процессы будут активизированы, мы были в этом убеждены.
Мы, наверное, недо­оценивали, что, возможно, общество еще не в полной мере созрело, но в тот момент было такое эмоциональное состояние, я видел настроения людей, к нам приходили сотни людей каждый день, мы видели, что наши идеи поддерживаются, притом самыми простыми людьми, которые, казалось бы, далеки были от того, что мы озвучивали. Поэтому я был убежден, что нам нельзя никуда уезжать. Мы должны отстаивать свою позицию открыто, ничего не бояться.

Мой первый день в тюрьме

- А как Вас арестовали?
- Арестовали меня 27 марта, это была среда, я знал, что в тот день меня арестуют. В пятницу-субботу был в Астане, разговор у меня был с Нартаем Дутбаевым и Утемуратовым. Они говорили, что я должен вернуться в правительство и все прочее. Убеждали-убеждали, а когда я не согласился, мне сказал Утемуратов, что где-то в середине следующей недели, если ты как-то не решишь положительно этот вопрос, тебя будут арестовывать. Я сказал: «Хорошо, я все понял».
27 марта я находился у себя в компании в Алматы, и мне начали докладывать, что спецназ подтягивается, броневик подъехал с пулеметом, какие-то генералы пытались прорваться в здание. Конечно, у меня в тот момент был выбор и возможность покинуть страну, но я был категорически настроен, что никуда не уеду.
Я незаметно уехал из офиса, поехал в парикмахерскую, подстригся, там встретил свою жену, и она мне говорит: «А ты что это в рабочее время подстригаться приехал?». Я ей говорю: «Знаешь, сегодня, наверное, меня арестуют, а в тюрьме проблема будет постричься».
Она мне не поверила, посмеялась и сказала: «Да тебя уже столько лет арестовывают, что ты рассказываешь!»
Затем, пока я постригался, начался штурм моего офиса, врывались люди с автоматами, мне звонили из офиса и говорили, что идет разгром. И чтобы люди не пострадали — я знал, что у власти в тот момент был список из 50 человек, которые могли быть арестованы — и понимал, что если я покину страну, эти 50 человек пострадают, поехал сам добровольно в финансовую полицию.
Пришел туда, работники финансовой полиции все были в шоке, а я говорю: «Вот я, Аблязов, что вы хотите?». Все начали убегать от меня. Я хожу по коридорам, захожу в кабинеты и говорю: «Вот я, вы же меня ищете!» Но все кабинеты мгновенно пустеют, все покидают свои рабочие места. В общем, я по всем этажам всей финансовой полиции ходил и говорил: «Вот я, не ищите меня».
В итоге появился майор А. и говорит: «Да, я вас вижу». Но он был растерян, при мне набрал какого-то высокопоставленного чиновника и слышу: «Вот он рядом стоит». Тот говорит: «Не может быть», все считали, что я уехал. А он говорит: «Я сейчас трубку могу передать». Там такая пауза, и голос говорит: «Нет, не нужно». Была где-то вторая половина дня и до глубокого вечера я бродил по коридорам. Обыски в офисе были прекращены, и никто не знал, что со мной делать.
Где-то около 11 ночи заходил майор с папкой и говорит: «Вы же понимаете, на что шли». Я говорю: «Понимаю, вытаскивайте свое постановление об аресте». Он вытаскивает бланк уже с подписями, с печатями и вписывает мою фамилию. Теперь возникла проблема — что со мной делать дальше.
- И в чем именно была проблема?
- Выяснилось, что около здания находилась большая группа моих сторонников, журналисты, телевидение. И один из офицеров говорит: «Они его могут отбить». Я говорю: «Ты не переживай, если они будут пытаться меня отбить, я им скажу, что сам добровольно пришел. Никто не будет вас трогать». Затем меня провели по каким-то этажам, подвалам, и тут было самое интересное, сейчас смешно, конечно — окружили меня около двадцати примерно сотрудников полиции в масках, со щитами, сделали «черепаху», чтобы меня не было видно, и эта «черепаха» подошла к микроавтобусу.
Затем меня повезли в управление внутренних дел на Масанчи — Калинина. Это был мой первый день ареста. Было интересно для обычного человека узнать, как это все происходит. У меня забрали шнурки, ремень, другие вещи, завели в какой-то подвал... С того момента я для себя понял, что уже все, что мог, сделал и дальше будут происходить события, на которые уже я, находясь в тюрьме, не смогу повлиять.
Из песни слов не выкинешь!
Меня убеждали, что я должен немедленно покинуть страну, потому что меня арестуют и посадят в тюрьму. Но мы с Галымжаном решили, что должны остаться в стране, что наша посадка в тюрьму, скажем так, сформирует протест и какие-то процессы будут активизированы, мы были в этом убеждены. Мы, наверное, недооценивали, что, возможно, общество еще не в полной мере созрело, но в тот момент было такое эмоциональное состояние, я видел настроения людей, к нам приходили сотни людей каждый день, мы видели, что наши идеи поддержи­ваются...»
ОТ РЕДАКЦИИ: Подробное интервью Мухтара Аблязова с деталями, которых нет в этом, опубликованном, смотрите по ссылке http://www.youtube.com/watch?v=fP3PmCB-kFw и в эфире телеканала "К-плюс" — после каждого выпуска новостей в течение всего дня.

Источник: Газета "Голос Республики" №40 (171) от 19 ноября 2010 года