Сколько существует общество, столько существует понятие защиты прав человека. Но если, например, одни пытаются сохранить право на жизнь осужденному на смертную казнь, а другие при этом, защищая право людей на безопасность общества от отморозка, пытаются добиться его смерти, – кто из них больший правозащитник?
Автор: Сергей ДУВАНОВ
Или если в какой-то африканской стране колонизаторы запретят людоедство и будут сажать за решетку любого, посмевшего отведать человечины, кто будет большим правозащитником — те, кто станет защищать права осужденных, мотивируя, что колонизаторы не должны вмешиваться в традиции народа, или те, кто будет поддерживать запрет колонизаторов?
Пыль в глаза от гуманитарного цемента
Согласитесь, что все как-то зыбко с этой защитой прав! Нет четких критериев. До 2003 года правозащитники всего мира кричали о нарушениях прав и свобод в Ираке и обвиняли в этом кровавый режим Саддама Хусейна. Однако ввод войск коалиции в Ирак и ликвидация кровавого режима Хусейна вызвали куда большую волну протеста правозащитников, которые теперь выступают против... нарушения прав иракцев самим решать судьбу своей страны. Спрашивается, какое из двух нарушений прав вреднее для иракцев? Не спешите отвечать.
Другой очень похожий пример. В 70-е годы прошлого столетия кровавый режим Пол Пота и Янг Сари в Камбодже устроил откровенный геноцид против собственного народа — куда уж более чем откровенное нарушение прав человека. Вторгаются иноземцы в лице вьетнамских солдат и ликвидируют режим. Подчеркиваю — не спросив на это разрешения ни у камбоджийцев, ни у ООН, без приглашения открывают боевые действия, побеждают и наводят порядок. Кто они — агрессоры или правозащитники? Многие считают, что правозащитники. Но почему тогда в Ираке войска коалиции — агрессоры? Или потому, что там были американцы, на которых у многих устойчивая идиосинкразия?
А можно ли считать завоевателя страны ацтеков Кортеса правозащитником, если он запретил человеческие жертвоприношения, которые были нормой общественной жизни центральноамериканской империи, как ,впрочем, и каннибализм? Но, отвечая на этот вопрос, не стоит забывать, что Кортес был жестоким завоевателем, руки которого по локоть в крови. В одном из своих писем Кортес пишет, что его солдаты поймали ацтека, поджаривавшего младенца на завтрак. Я представляю, что с ним сделали добропорядочные католики Кортеса. Кто они в этом случае — защитники прав детей или убийцы?
Другой пример — задержание израильскими военными «флотилии свободы», идущей с гуманитарной помощью в блокированную Палестину. В результате конфликта погибло 9 человек. И здесь не все так однозначно. С одной стороны, те, кто встретил солдат арматурой и ножами, с другой — те, кто открыл стрельбу из пистолета. С одной стороны, люди, собирающиеся защищать права палестинцев на достойную жизнь, с другой — защищающие права израильтян на жизнь (обстрел ракетами продолжается). Поди разберись, кто тут больший правозащитник.
Тем более если основной источник информации — пресса. Ведь все зависит от того, как преподнесут. Если как то, что корабли везли гуманитарную помощь, а на них напали и стали стрелять, — это одно. И так, кстати, вначале и было подано в СМИ. А если выясняется, что 90% груза на кораблях составлял цемент, который нужен «Хамасу» для строительства оборонительных укреплений? Если вдруг становится известным, что из 600 пассажиров 100 явно смахивали на боевиков (они, кстати, и устроили драчку вопреки команде капитана разойтись по каютам), то напрашивается версия, что остальных 500 везли для массовки, заведомо зная, что предстоит «махаловка» с израильскими военными. Согласитесь, что в этом случае все это смотрится совсем иначе.
Право на право
Заведомо известно, что такие темы вызывают дискуссии — жесткие, бескомпромиссные, с переходом на личности, до хрипоты и брызганья слюной. И самое главное, что каждая из сторон в итоге еще больше уверится в своей правоте. Логика и аргументация здесь не работают, эмоции заглушают все. Люди, как правило, не слышат друг друга. И не могут слышать, так как они находятся на разных идеологических позициях, исключающих друг друга.
Чтобы показать, что называется, на пальцах всю бесперспективность такого рода споров, вспомним Кортеса с его запретом человеческих жертвоприношений. Представьте, что заспорили два тогдашних правозащитника. Ацтекский доказывает, что нечего испанцам лезть в чужой монастырь со своим уставом, мол, жертвоприношение это часть культуры ацтеков, это их право, унаследованное от предков. Испанский же, захлебываясь от возмущения, кричит, что это дикость, варварство и вообще это не по-божески. Кто из них прав?
Встретились два мира с разными точками отсчета и пониманием ценности человеческой жизни. Для одних немыслимо отказываться от того, что является частью их культуры, для других дико, когда человека режут в качестве жертвенного барана. В бою — понятно, в качестве наказания — тоже, даже ради грабежа — есть логика, но ради сомнительного ритуала — это явная дикость даже для самых отпетых авантюристов, каковыми являлись конкистадоры Кортеса. А прав кто?
Но самое удивительное начинается тогда, когда мы, смоделировав ситуацию, поместим современных правозащитников во времена Кортеса и предложим им заняться своим благородным делом. Убежден, что одни из них примутся защищать право ацтеков на самобытную культуру с ее людоедством и жертвоприношениями, другие примутся оправдывать испанцев, навязывающих европейскую цивилизованность откровенно нецивилизованными методами. Не верите? Но вокруг нас полно примеров таких разногласий.
Скажем, европейские правозащитники сегодня активно включились в защиту права мусульманок носить хиджабы. Все понятно — традиция, религиозная атрибутика. Ради бога! ИМЕЮТ ПРАВО. Пусть носят хоть вериги, хоть набедренные повязки! Но при этом позвольте другим ИМЕТЬ ПРАВО считать это пережитком прошлого. Анахронизм — он и есть анахронизм, и носящие все это должны знать, что именно так это оценивается в цивилизованном мире. Не осуждается, а оценивается. Право на право — это нормально.
«Ацтеки» против «испанцев»
Сегодняшние общественные дискуссии, разворачивающиеся в Сети, позволяют отлично отслеживать динамику позиций и умонастроений той части казахстанского общества, которая уже освоила Интернет. Контент-анализ этих дискуссий показывает, что нынешний общественный дискурс включает в себя пять-шесть основных тем. Это: 1) взаимоотношения власти и оппозиции, 2) межклановые интриги внутри власти, 3) национал-партиотическая тема, 4) российская тема в проекции на Казахстан, 5) тема антиамериканизма и евразийской исключительности.
Анализируя дискуссии по каждой из этих тем, несложно прийти к выводу, что есть в них нечто общее: то, что спорящие делятся на... «ацтеков» и «испанцев». Собственно, между ними и ведется эта незатихающая идеологическая борьба, имеющая своим основанием разные социально-психологические установки.
При всей условности моей классификации «ацтеки» — это традиционалисты, стоящие на позициях оправдания и сакрализации прошлого, выведения из него самобытности и специфичности нашего развития, а также критического отношения ко всему, что отрицает эту специфику и самобытность. Им противостоят «испанцы», для которых приверженность традиции — признак отсталости, а главный тезис — без стеснения заимствовать все прогрессивное, что создано западной цивилизацией.
В принципе, то же самое, что в споре о запрете человеческих жертвоприношений и людоедстве времен Кортеса: одни говорят, что это наша традиция и этим мы отличаемся от остальных, другие утверждают, что это дикость, с которой нужно побыстрее кончать.
Не будем выяснять, кто из них прав. Это невозможно — здесь две правды, у каждого своя. Здесь важно показать, что в основе идеологической поляризации общества лежит то, что люди смотрят в противоположные стороны. Одни — назад, в прошлое. Другие — вперед, в будущее. Соответственно, у каждого перед глазами свое. А отсюда и различия в оценках, и ожесточенность идеологического противостояния.
Защита прав одного человека
Причем это противостояние не ограничивается дебатами в Интернете и на различных «круглых столах» и конференциях. Оно исподволь проявляется в том, что предпринимает политическое руководство страны в части ограничения прав и свобод граждан, в сфере преследования инакомыслия, в отношении к нетрадиционным религиям.
То, что сегодня делают власти Казахстана, — это откровенная логика ацтекских жрецов, защищавших свое право на жертвоприношения. Мы, утверждают идеологи власти, защищаем право власти, право президента работать на процветание Казахстана. Это право он завоевал 20-летним самоотверженным служением Казахстану. Мы не позволим нарушать это его право. Ну чем не правозащитники?!
Их противники возражают: мол, а при чем здесь репрессии против оппозиции, ограничения свободы слова, нечестные выборы и прочее — ведь это нарушение прав других людей. В ответ все что угодно, кроме главного. А главное в том, что для людей во власти нет отдельного человека с его проблемами, желаниями, правами и свободами, нет общества с его гуманитарными и нравственными проблемами. Есть только благо государства, его стабильность и самосохранение.
Ну а так как в нашем случае государство персонифицируется личностью Назарбаева, то, соответственно, все замыкается на защите прав именно Назарбаева. Отсюда все эти законы о первом президенте, о лидере нации с их правом на неприкосновенность, безответственность, неподконтрольность, несменяемость и правом быть вне критики. Чем не защита прав человека! И не просто человека, а человека особого — отличающегося своей полной исключительностью.
Реальная практика последних лет свидетельствует, одним из основных направлений деятельности нынешней власти является укрепление и защита права Назарбаева. Но есть железное правило — нельзя добавить прав одному, не убавив их у других. Следовательно, расширение и защита прав Назарбаева приводит к сужению и ограничению прав других людей, приводит к жертвоприношениям, позволяет процветать нравственному каннибализму.
Так что, возвращаясь к теме защиты прав, мы вынуждены признать отсутствие четких критериев, которые бы давали идеологические ориентиры для этого. Увы, идеологические ориентиры у каждого свои, и именно они определяют то, кого мы готовы защищать. Каждый решает сам, чьи права важнее: людей, которых тащат на жертвенный алтарь для ритуального закланья «во имя стабильности и процветания», либо тех, кто необходимостью жертв оправдывает эту стабильность? Выбор зависит от того, куда мы смотрим — в прошлое или в будущее.
Пыль в глаза от гуманитарного цемента
Согласитесь, что все как-то зыбко с этой защитой прав! Нет четких критериев. До 2003 года правозащитники всего мира кричали о нарушениях прав и свобод в Ираке и обвиняли в этом кровавый режим Саддама Хусейна. Однако ввод войск коалиции в Ирак и ликвидация кровавого режима Хусейна вызвали куда большую волну протеста правозащитников, которые теперь выступают против... нарушения прав иракцев самим решать судьбу своей страны. Спрашивается, какое из двух нарушений прав вреднее для иракцев? Не спешите отвечать.
Другой очень похожий пример. В 70-е годы прошлого столетия кровавый режим Пол Пота и Янг Сари в Камбодже устроил откровенный геноцид против собственного народа — куда уж более чем откровенное нарушение прав человека. Вторгаются иноземцы в лице вьетнамских солдат и ликвидируют режим. Подчеркиваю — не спросив на это разрешения ни у камбоджийцев, ни у ООН, без приглашения открывают боевые действия, побеждают и наводят порядок. Кто они — агрессоры или правозащитники? Многие считают, что правозащитники. Но почему тогда в Ираке войска коалиции — агрессоры? Или потому, что там были американцы, на которых у многих устойчивая идиосинкразия?
А можно ли считать завоевателя страны ацтеков Кортеса правозащитником, если он запретил человеческие жертвоприношения, которые были нормой общественной жизни центральноамериканской империи, как ,впрочем, и каннибализм? Но, отвечая на этот вопрос, не стоит забывать, что Кортес был жестоким завоевателем, руки которого по локоть в крови. В одном из своих писем Кортес пишет, что его солдаты поймали ацтека, поджаривавшего младенца на завтрак. Я представляю, что с ним сделали добропорядочные католики Кортеса. Кто они в этом случае — защитники прав детей или убийцы?
Другой пример — задержание израильскими военными «флотилии свободы», идущей с гуманитарной помощью в блокированную Палестину. В результате конфликта погибло 9 человек. И здесь не все так однозначно. С одной стороны, те, кто встретил солдат арматурой и ножами, с другой — те, кто открыл стрельбу из пистолета. С одной стороны, люди, собирающиеся защищать права палестинцев на достойную жизнь, с другой — защищающие права израильтян на жизнь (обстрел ракетами продолжается). Поди разберись, кто тут больший правозащитник.
Тем более если основной источник информации — пресса. Ведь все зависит от того, как преподнесут. Если как то, что корабли везли гуманитарную помощь, а на них напали и стали стрелять, — это одно. И так, кстати, вначале и было подано в СМИ. А если выясняется, что 90% груза на кораблях составлял цемент, который нужен «Хамасу» для строительства оборонительных укреплений? Если вдруг становится известным, что из 600 пассажиров 100 явно смахивали на боевиков (они, кстати, и устроили драчку вопреки команде капитана разойтись по каютам), то напрашивается версия, что остальных 500 везли для массовки, заведомо зная, что предстоит «махаловка» с израильскими военными. Согласитесь, что в этом случае все это смотрится совсем иначе.
Право на право
Заведомо известно, что такие темы вызывают дискуссии — жесткие, бескомпромиссные, с переходом на личности, до хрипоты и брызганья слюной. И самое главное, что каждая из сторон в итоге еще больше уверится в своей правоте. Логика и аргументация здесь не работают, эмоции заглушают все. Люди, как правило, не слышат друг друга. И не могут слышать, так как они находятся на разных идеологических позициях, исключающих друг друга.
Чтобы показать, что называется, на пальцах всю бесперспективность такого рода споров, вспомним Кортеса с его запретом человеческих жертвоприношений. Представьте, что заспорили два тогдашних правозащитника. Ацтекский доказывает, что нечего испанцам лезть в чужой монастырь со своим уставом, мол, жертвоприношение это часть культуры ацтеков, это их право, унаследованное от предков. Испанский же, захлебываясь от возмущения, кричит, что это дикость, варварство и вообще это не по-божески. Кто из них прав?
Встретились два мира с разными точками отсчета и пониманием ценности человеческой жизни. Для одних немыслимо отказываться от того, что является частью их культуры, для других дико, когда человека режут в качестве жертвенного барана. В бою — понятно, в качестве наказания — тоже, даже ради грабежа — есть логика, но ради сомнительного ритуала — это явная дикость даже для самых отпетых авантюристов, каковыми являлись конкистадоры Кортеса. А прав кто?
Но самое удивительное начинается тогда, когда мы, смоделировав ситуацию, поместим современных правозащитников во времена Кортеса и предложим им заняться своим благородным делом. Убежден, что одни из них примутся защищать право ацтеков на самобытную культуру с ее людоедством и жертвоприношениями, другие примутся оправдывать испанцев, навязывающих европейскую цивилизованность откровенно нецивилизованными методами. Не верите? Но вокруг нас полно примеров таких разногласий.
Скажем, европейские правозащитники сегодня активно включились в защиту права мусульманок носить хиджабы. Все понятно — традиция, религиозная атрибутика. Ради бога! ИМЕЮТ ПРАВО. Пусть носят хоть вериги, хоть набедренные повязки! Но при этом позвольте другим ИМЕТЬ ПРАВО считать это пережитком прошлого. Анахронизм — он и есть анахронизм, и носящие все это должны знать, что именно так это оценивается в цивилизованном мире. Не осуждается, а оценивается. Право на право — это нормально.
«Ацтеки» против «испанцев»
Сегодняшние общественные дискуссии, разворачивающиеся в Сети, позволяют отлично отслеживать динамику позиций и умонастроений той части казахстанского общества, которая уже освоила Интернет. Контент-анализ этих дискуссий показывает, что нынешний общественный дискурс включает в себя пять-шесть основных тем. Это: 1) взаимоотношения власти и оппозиции, 2) межклановые интриги внутри власти, 3) национал-партиотическая тема, 4) российская тема в проекции на Казахстан, 5) тема антиамериканизма и евразийской исключительности.
Анализируя дискуссии по каждой из этих тем, несложно прийти к выводу, что есть в них нечто общее: то, что спорящие делятся на... «ацтеков» и «испанцев». Собственно, между ними и ведется эта незатихающая идеологическая борьба, имеющая своим основанием разные социально-психологические установки.
При всей условности моей классификации «ацтеки» — это традиционалисты, стоящие на позициях оправдания и сакрализации прошлого, выведения из него самобытности и специфичности нашего развития, а также критического отношения ко всему, что отрицает эту специфику и самобытность. Им противостоят «испанцы», для которых приверженность традиции — признак отсталости, а главный тезис — без стеснения заимствовать все прогрессивное, что создано западной цивилизацией.
В принципе, то же самое, что в споре о запрете человеческих жертвоприношений и людоедстве времен Кортеса: одни говорят, что это наша традиция и этим мы отличаемся от остальных, другие утверждают, что это дикость, с которой нужно побыстрее кончать.
Не будем выяснять, кто из них прав. Это невозможно — здесь две правды, у каждого своя. Здесь важно показать, что в основе идеологической поляризации общества лежит то, что люди смотрят в противоположные стороны. Одни — назад, в прошлое. Другие — вперед, в будущее. Соответственно, у каждого перед глазами свое. А отсюда и различия в оценках, и ожесточенность идеологического противостояния.
Защита прав одного человека
Причем это противостояние не ограничивается дебатами в Интернете и на различных «круглых столах» и конференциях. Оно исподволь проявляется в том, что предпринимает политическое руководство страны в части ограничения прав и свобод граждан, в сфере преследования инакомыслия, в отношении к нетрадиционным религиям.
То, что сегодня делают власти Казахстана, — это откровенная логика ацтекских жрецов, защищавших свое право на жертвоприношения. Мы, утверждают идеологи власти, защищаем право власти, право президента работать на процветание Казахстана. Это право он завоевал 20-летним самоотверженным служением Казахстану. Мы не позволим нарушать это его право. Ну чем не правозащитники?!
Их противники возражают: мол, а при чем здесь репрессии против оппозиции, ограничения свободы слова, нечестные выборы и прочее — ведь это нарушение прав других людей. В ответ все что угодно, кроме главного. А главное в том, что для людей во власти нет отдельного человека с его проблемами, желаниями, правами и свободами, нет общества с его гуманитарными и нравственными проблемами. Есть только благо государства, его стабильность и самосохранение.
Ну а так как в нашем случае государство персонифицируется личностью Назарбаева, то, соответственно, все замыкается на защите прав именно Назарбаева. Отсюда все эти законы о первом президенте, о лидере нации с их правом на неприкосновенность, безответственность, неподконтрольность, несменяемость и правом быть вне критики. Чем не защита прав человека! И не просто человека, а человека особого — отличающегося своей полной исключительностью.
Реальная практика последних лет свидетельствует, одним из основных направлений деятельности нынешней власти является укрепление и защита права Назарбаева. Но есть железное правило — нельзя добавить прав одному, не убавив их у других. Следовательно, расширение и защита прав Назарбаева приводит к сужению и ограничению прав других людей, приводит к жертвоприношениям, позволяет процветать нравственному каннибализму.
Так что, возвращаясь к теме защиты прав, мы вынуждены признать отсутствие четких критериев, которые бы давали идеологические ориентиры для этого. Увы, идеологические ориентиры у каждого свои, и именно они определяют то, кого мы готовы защищать. Каждый решает сам, чьи права важнее: людей, которых тащат на жертвенный алтарь для ритуального закланья «во имя стабильности и процветания», либо тех, кто необходимостью жертв оправдывает эту стабильность? Выбор зависит от того, куда мы смотрим — в прошлое или в будущее.
0 коммент.:
Отправить комментарий