Воспоминания о будущем ШОС

Автор: Александр КАРАВАЕВ

Китай уже определился с целями своего участия в Шанхайской организации сотрудничества – ему нужны рынки сбыта и ресурсы. А для чего ШОС нужна России, Казахстану, Кыргызстану, Таджикистану и Узбекистану? Этот вопрос до сих пор вызывает острые дискуссии в экспертном сообществе.
More...
«Поскольку режим не настолько мягок, чтобы сделать возможными какие-то легальные формы проявления недовольства и тем самым их разрядку, и в то же время не настолько жесток, чтобы исключить саму возможность протеста, начнутся спорадические вспышки народного недовольства, локальные бунты, например, из-за нехватки продовольствия или задержки зарплат. Их будут подавлять с помощью войск, что ускорит разложение армии. По мере роста затруднений режима средний класс будет занимать все более враждебную позицию, считая, что режим не в состоянии справиться со своими задачами. Крайне усилятся националистические тенденции у нерусских народов Советского Союза, прежде всего в Прибалтике, на Кавказе и на Украине, затем в Средней Азии и в Поволжье».

Это цитата из статьи советского диссидента Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?» (1967 года) — лучшего, на мой взгляд, долгосрочного геополитического прогноза ушедшего столетия. Его выводы не вполне совпадают с теми реальными сроками, что были отпущены СССР, но он точно уловил социальные механизмы крушения советской системы и дальнейшей трансформации России: кризис экономики, подчиненной военной машине, недовольство деидеологизированного среднего класса, то есть самой государственной бюрократии, вкусившей блага общества потребления.

Он совершенно четко увидел одну из внешних причин кризиса — крупную региональную войну. Только медиум в его время мог бы точно указать на Афганистан: по мысли Амальрика, либерализация, а затем и крушение Советского Союза должны были произойти из-за войны с Китаем.

Для современного читателя этот прогноз рождает конкретные аналогии с известными сценариями уже в отношении будущего, в котором есть вероятность большой войны России с Китаем за ресурсы Дальнего Востока, Сибири и Центральной Азии.

На полюсах ШОС – разная температура

Эксперты в области геополитики часто задаются вопросом — каким термином определить сегодняшние реалии международных отношений: «однополярность», «мультиполярность» или «отсутствие полярности как таковой» (об этой концепции в интервью «Республике» рассказывал Николай Злобин)? Дело, конечно, не в терминах. Миропорядок настолько усложнился, что итоговый баланс интересов со всеми составляющими бизнеса, военной и иной, «мягкой» силы подвести практически невозможно. Однако факт создания ШОС, пожалуй, лучший пример политического мультикоктейля.

Единственным удачным стилем внешней политики членов пятерки, за исключением Китая, является «многовекторность». Это залог сохранения их суверенитета и страховка от поглощения со стороны двух полюсов ШОС — расширяющего пространство влияния Китая и по-прежнему имеющей сильные позиции, но все больше концентрирующейся на собственных проблемах, России.

Может ли ШОС в долгосрочной перспективе сыграть роль организации-буфера между интересами РФ и КНР в Центральной Азии? Или их конфликт (пусть и не военными средствами) неизбежен? Надо обладать особой ясностью ума, чтобы обстоятельно ответить на эти вопросы. Ведь сами организаторы Шанхайского процесса не определились, для чего нужна им эта организация. Для военно-политического союза? Для налаживания гуманитарных и культурных связей? Для борьбы с глобальными и региональными вызовами? Для ограничения влияния США?

Анализируя опыт внешней политики Китая и России, оценивая затраченные ресурсы и достигнутые результаты, можно сделать вывод, что Пекин уже в состоянии определить для себя, зачем ему нужен ШОС. И вот почему.

Китай и Россия могут вложить в Центральную Азию только деньги, предложить свои услуги в области стратегической безопасности и очень немногое в области технологий, причем заимствованных на Западе. В ответ страны региона могут поделиться сырьем и трудовыми ресурсами. Для России сырье — товар исключительно для спекулятивной перепродажи на западные рынки, «трудовой ресурс» не институализирован ни в российский социум, ни в экономику. Вопросы миграции отданы на откуп диким рыночным отношениям и контролируются государством лишь отчасти. Для Китая сырье необходимо в первую очередь для внутреннего развития, а трудовые ресурсы вообще не нужны. Нужны рынки сбыта собственной продукции. И это главное системное отличие двух центров ШОС.

В результате, при всех жестких ограничениях обратной связи с обществом в нелиберальном Китае, его внешняя политика в регионе ШОС очевидна и имеет однозначную поддержку внутри страны. Для населения России деятельность Москвы в ШОС не имеет вразумительного смысла — очевидный провал официальной пропаганды.

Кроме того, опыт России показывает, что Москве с более крупными партнерами не стоит заключать долгосрочных договоров, входить в жесткие блоки, потому как международная ситуация и понимание национальных интересов меняются столь стремительно, что часто подписанные договоры чуть ли не сразу входят в противоречие с реальностью, связывают руки, ограничивают варианты решений.

То же можно справедливо отнести и к другим странам ШОС. Например, Казахстану. Очевидно, что следующему поколению казахских политиков многие назарбаевские обязательства и приметы промосковской лояльности могут показаться неработающими фальшивками. Другой участник ШОС — Узбекистан — успел не менее двух раз поменять свою геополитическую ориентацию.

Не таков Китай. Он мыслит столетиями. Прошлое его не тяготит, «не догоняет» так, как Россию имперская экспансия. Китай знает, что ему нужно от партнера, и совсем не обязательно, что партнер испытывает чувство оптимизма, догадываясь о причинах истинного интереса к нему Поднебесной. А Россия по-прежнему в поисках своих интересов, и куда они ее заведут, не знает ни она сама, ни ее соседи.

Длительные внешнеполитические инвестиции в региональные системы безопасности и экономической кооперации для России имеют смысл, но не обрели значимости, а значит, не могут воплотиться. Иллюстрацией к этому тезису может послужить политика двух стран, Китая и России, в отношении Туркменистана. В 2007 году, не имея в то время никаких оснований для уверенности в «честной игре» Ашхабада, Китай подкрепляет Генеральное соглашение о реализации проекта газопровода между двумя странами поставками военного имущества для туркменской армии. Китайская CNPC становится первой в Туркменистане иностранной компанией, которой выдана лицензия оператора на разведку и добычу углеводородов на суше. В начале июня этого года Пекин объявил о выделении Ашхабаду льготного кредита в размере $3 млрд на разработку месторождений Южный Иолотань (входит в четверку крупнейших месторождений мира, прогнозируемые запасы составляют от 6 трлн до 14 трлн кубометров газа).

А Кремль между тем угодил в расставленную им же ценовую ловушку. Планируемые объемы туркменского газа должны были выкупиться по европейской стоимости. Ашхабад отказывается продавать газ по меньшей цене, в то время как падение потребления в Украине и далее на Западе вынуждает Москву вообще приостановить туркменский импорт. После аварии на экспортном трубопроводе САЦ-4 прокачка газа так и не началась. В итоге многолетние усилия по закреплению позиций России в Туркменистане, понесенные репутационные издержки, связанные с ублажением режимов Ниязова и Бердымухаммедова, терпят крах.

И еще одно существенное отличие положения России и Китая в Центральной Азии — успех Китая заключается в том, что он находится в стадии расширения зоны влияния, в то время как для России Центральная Азия давно обрела статус зоны ответственности. Но сила и влияние России в постсоветский период в регионе неуклонно сокращались. Поддержание зоны ответственности теперь стоит неоправданно дорого, а исторические амбиции, понятие «эксклюзивные права» делает государство и его бюрократию заложником этой дорогой геополитики.

Выбор элиты предопределен?

Ближе к саммиту ШОС, который начнет свою работу 15 июня в Екатеринбурге, мы не раз услышим содержательный набор геополитических выгод от участия в ШОС стран региона. Например, мы все сталкиваемся с водно-энергетическими проблемами, с вызовами наркотрафика и войны в Афганистане, мы должны кооперировать свои усилия в гражданских специальных ведомствах (МЧС и МВД), у нас есть дефицит культурных контактов и цивилизационного понимания. Это традиционный круг вопросов, которые выносят в повестку встреч глав государств — участников ШОС, о них много пишут.

Мы поговорим о другом. Можно согласиться с тезисом, что успех России в ШОС — это ее последний шанс укрепиться в роли мировой державы. Однако учитывая уровень конфликтности международной системы и готовность России справляться с вызовами, ведь военно-стратегический союз — это, прежде всего, экзамен экономике и проверка готовности политиков страны ограничить свои амбиции, становится понятно, чего не хватает российской политике — она не способна сделать исторический выбор. На протяжении минувших лет она выстраивалась исходя из непосредственных деловых интересов элиты. Причем этим страдает политика любой постсоветской страны. Драматизм же в том, что в итоге все они неизбежно проигрывают конкуренцию с Китаем — российский национальный бизнес, например, не смог (не стал или не захотел) модернизировать страну.

Возникает вопрос: «Что же мы хотим получить от участия в ШОС?» Очень непростой вопрос, если вспомнить очевидный факт — нашим сырьевым элитам присуще потребление, а не создание ценностей и эталонов. При этом российский истеблишмент, например, воспринимает интеграцию в западную элиту как сверхзадачу, но при этом с горечью вынужден констатировать, что вхождение в сложившуюся на Западе систему для постсоветской элиты невозможно...

Остается ШОС. Условно говоря, глобальный евразийский вектор, путь суверенной нелиберальной демократии, с ограниченным доступом к политическим свободам. Но до той поры, пока национальные интересы Китая не станут угрожать сырьевому суверенитету российской элиты, как это около сорока лет назад описал диссидентствующий публицист Андрей Амальрик. А пока ШОС в сознании западных либералов уже нашла свою нишу: Китай, Россия, Иран и Пакистан (члены и наблюдатели Шанхайской организации сотрудничества) в докладе Freedom House помещены в категорию стран авторитарных режимов XXI века.